Писатель Захар Прилепин — бывший грузчик, охранник, рабочий, омоновец, лауреат многих престижных премий, отец троих детей, участник коалиции "Другая Россия" и член запрещенной Национал–большевистcкой партии, входит в число деятелей культуры, которых приглашают в Кремль на чай Путин и Сурков.
"ДП": Вы как–то сказали, что читает сейчас 7% населения. Вы согласны,
что ныне, как в допушкинские времена, писатель пописывает, читатель
почитывает?
Захар Прилепин: Ну, примерно так, хотя и не совсем. Тиражи
книг упали, конечно, не в сотни, а в десятки раз. И потом, все–таки тиражи у
журналов повыше, чем в XIX веке, и у книжек тоже повыше, и телевидение есть,
куда писателей изредка зовут...
Посему, скажем, тех же Распутина, Проханова, Лимонова, или
Диму Быкова, или Пелевина, или Сорокина, или Юрия Полякова, не говоря уж о
Викторе Ерофееве или Татьяне Толстой, — любого из них знают от западной границы
РФ до восточной миллионы людей, и какая–то часть дорогих россиян их бу
дет узнавать на улицах любого города: спрашивать о чем–то,
восхищаться или негодовать, и прочее, и прочее.
Едва ли в XIX веке Пушкина, Лермонтова, или Баратынского,
или Гоголя, или Дельвига узнало бы хоть трое прохожих, скажем, в Пензе. Писателя
до сих пор спрашивают об очень важных вещах: что делать,
кто виноват и как жить. Другой вопрос: в состоянии ли писатель
на эти вопросы ответить.Читайте также:
Захар Прилепин: "Сталин - это бог мщения"
"ДП": Что–то можно сделать, чтобы это изменить?
Захар Прилепин: Да черт его знает. Сделать людей более
обеспеченными, чтобы у них была возможность книжки покупать. Видите, какое
простое решение? Взять и сделать страну обеспеченной в социальном смысле. Или
другая безумная задача: сделать телевидение более, что ли, вменяемым, не
настолько рассчитанным на полных дегенератов.
Пару литературных передач запустить — раньше были:
"Графоман" Шаталов делал, Парфенов мог позволить себе Гарроса с Евдокимовым
показать... Сейчас, по–моему, даже на "Культуре" ничего такого нет. Или хотя бы
книжную сеть распространения отладить, потому что 90% нормальной литературы
продается в Москве, Питере, Нижнем и Калининграде, а за Урал вообще попадает,
может, только 3% стоящих книг. Подписать все российские библиотеки (ну хорошо,
половину библиотек) на два–три толстых журнала. Много чего можно. Только этого
никто не будет делать.
"ДП": Действительно ли достаточно 7% "отдающих себе отчет", чтобы
перевернуть страну? Вы все еще хотите перевернуть страну?
Захар Прилепин: Хочу. Достаточно. Даже 3% достаточно.
"ДП": Вы писали про советского писателя Леонова: "Он равно умел
оценить и размах в реализации величественной коммунистической утопии, и слабость
суетливой и жестокой человеческой породы, эту утопию реализующей". Это и о вас
тоже?
Захар Прилепин: Я еще не определился... Скорее, да. Скорее,
я хотел бы смотреть на это так. Но в данном вопросе у меня нет никакого
морального права сетовать на слабость человеческой породы, отстроившей
величественный Советский Союз.
"ДП": Вы как–то выразились в том смысле, что политикам сейчас не
нужны имена, которые дают сущностям писатели. К чему это может
привести?
Захар Прилепин: Откуда мне знать, я не знаю ничего. Это
просто так, по факту. В 1990–е многие писатели были политиками — и это тоже ни к
чему не привело. В смысле, ни к чему хорошему. Если максимально просто
выражаться, то вот: политики в России (в смысле интеллектуальном, эстетическом)
зачастую первозданно глупы.
В числе прочего они не знают литературы, равно как и
философии, и музыки, и театра. Вредно это или нет? Бог его знает. Просто из
учебников истории за 4, 5–й и 6–й класс я запомнил, что политики бывают не
только такими. А на этих косноязычных малоумков и смотреть противно. В учебниках
про них точно никто писать не будет.
"ДП": Но, может, все имена уже даны? Согласны ли вы с тем, что все в
литературе уже сказано, все сюжеты использованы?
Захар Прилепин: С этим можно было согласиться сразу после
написания священных книг. Все это ерунда. Дело не в сюжетах, а в языке, который
совершенствуется бесконечно и живет живой жизнью, пока жива нация.
Нация без литературы нелюбопытна, мало того — она явно
умирает. Язык, речь, слово, поэзия — это показатель жизнеспособности нации.
Наряду, не знаю, с армией и способностью к деторождению.
"ДП": По вашему выражению, сейчас есть кромешный разрыв в поколениях
в литературе. Почему нет 40–50–летних?
Захар Прилепин: 40–50–летние — это Поляков, Толстая,
Сорокин, Пелевин, Иванов, Быков, Терехов и т. д. и т. п. Алексей Варламов. Антон
Уткин. Александр Кузнецов–Тулянин. Максим Кантор. Десятки имен. Нашему поколению
до них еще грести и грести.
Про разрыв в литературе я говорил в начале нулевых, когда
как раз писатели лет сорока пяти ходили в молодых, а реально молодых почти не
было. Один Шаргунов тогда за всех отвечал. С тех пор появились Елизаров,
Садулаев, Гуцко, дюжина восхитительных молодых поэтов — и пока не о чем
печалиться. Следующее поколение тоже проглядывается: Вася Авченко из Владика —
очень рекомендую, Наташа Ключарёва уже какое–то имя заработала.
"ДП": А вы читаете опусы Суркова? Пьете чай или что другое с властями
предержащими?
Захар Прилепин: Я читал роман "Околоноля", это написал,
насколько я знаю, Сурков. Первая половина романа мне очень понравилась, вторая —
скорее не понравилась: книга не получилась. Но это писал человек, который
понимает, что такое текст, речь, сюжет, метафора. Чай я с ним пил один раз.
Последнее время я встречаюсь с теми, кто был у власти в 1990–е. Вот с ними пьем
типа чай и говорим за жизнь.
"ДП": Мир для вас сохранил непознанность? В чем она
выражается?
Захар Прилепин: Во всем.
"ДП": Кому из писателей вы завидуете?
Захар Прилепин: Никому.
"ДП": Какую книгу хотели бы написать?
Захар Прилепин: Я хотел бы написать еще два хороших романа:
один о ненависти, а другой — о любви. И потом книжку про своего любимого
писателя.