Андрей Константинов: Иначе вжик — и нету

Андрей, в течение нескольких дней убийство криминального авторитета Деда Хасана было в стране новостью № 1. Насколько информационный шум соответствует масштабам фигуры?

— Для мира криминального он, безусловно, фигура системообразующая, даже при том что мир воров — это не весь криминальный мир. Если мы представим мир организованной и неорганизованной преступности как мандарин, то мир воров занимает чуть меньше половины, но эти дольки влияют и на другие дольки.

На момент убийства это был самый авторитетный, распиаренный вор, а это очень важно. Здесь как у адвокатов: можно быть не самым лучшим адвокатом, но при этом самым дорогим. Есть адвокаты, которые всегда мелькают по телевизору, конечно, они не всех вопросах Копенгаген, как говорится, но они самые дорогие и высокооплачиваемые, и известные люди обращаются обязательно к ним. В криминальном мире вопрос авторитета и раскрутки точно так же имеет значение. В итоге получается, что эти фигуры всегда чуть более надуты, чем они являются на самом деле. Мы просто живем в таком мире. Это касается и Бен Ладена, которого демонизировали донельзя. "Бен Ладен придет и съест!" Практика показала, что…

Старичок сидел в сарае…

— Если это вообще был он, а не его какой–то двойник. А сам он погиб безвестно и бесславно. Так устроен этот мир… Но есть еще и другая сторона вопроса — практическая, она сводится к тому, что в мире воров Хасан был федеральным судьей, статус которого неизмеримо выше, чем статус смотрящего за любым городом в нашей стране.

Такой глава Конституционного суда…

— В каком–то смысле, потому что не все признавали этот суд. Была война авторитетов: кого считать вором, кого нет, кто офаршмачился (на криминальном жаргоне — опозорился предательством), а кто нет. Но в целом с Хасана никто не сбрасывал корону, никто не подверг ревизии его авторитет и биографию. Другое дело, что в эти же дни умирает адвокат Шмидт — человек заслуженный, интересный, который защищал закон, и, наверное, гораздо более достойный, чем тот, кто неоднократно судим. Но смерть Шмидта не вызвала такого общественного резонанса…

Почему?

— Дело в том, что мы живем в мире информационно вымороченном. Для кого–то Дед Хасан — литературный персонаж, про которого слагают песни, который творит суд и справедливость. Хотите — Остап Бендер, хотите — Робин Гуд, хотите — Сонька Золотая Ручка в мужской реинкарнации. Это народная мифологема.

Не забывайте простой вещи: мы вышли из советского общества, где все либо воевали, либо сидели, или воевали и сидели. У меня, например, в семье в основном воевали. Отец рассказывал, что, когда стали возвращаться политзаключенные, они все равно приносили с собой блатную культуру. Мода была такая: амнистия, 1953 год, смерть Сталина… Почему псевдоблатные песни Высоцкого так хорошо легли на душу нашего народа? Это было очень близко. Наверное, за границей, если ты выходишь из тюрьмы, ты персона нон–грата. У нас вообще все не так.

В 1990–е очень многие оказались замешаны в криминале — те, кто по происхождению вообще не из криминального мира. Кто заканчивал университет, имел какие–то ученые степени... Все крупные состояния современной России сделаны в 1990–е годы самым сомнительным образом. Тогда так был устроен бизнес: либо ты нарушаешь, либо проигрываешь. Например, в том, что ты платишь бандитской крыше, с точки зрения общественной морали, может быть, и нет ничего страшного, но с точки зрения закона это преступление. Это означает, что ты своеобразно, но участвуешь в развитии организованной преступности.

Я не говорю о том, что у нас вообще рекордное количество сидельцев…

Как–то на встрече с  Медведевым было сказано, что в России уголовному преследованию подвергался каждый шестой предприниматель.

— Думаю, даже больше. Что значит "подвергался преследованию"? То есть возбуждается дело, и так далее. Но в большинстве случаев нет никакого дела: наехали, а потом отъехали. Нервы потрепали, а ни в какие статистики это не попало.

Кто у нас шансон слушает?

Все...

— В том числе сотрудники прокуратуры и бывшей милиции — нынешней полиции. И на корпоративах они орут "Владимирский централ". Сначала они встают и с чувством, со слезой поют "Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом", а потом, когда немножко больше приняли, — "Владимирский централ". И с той же слезой, понимаете? Переделать это в одночасье невозможно.

С чем можно сравнить по важности для криминального мира смерть Деда Хасана? Это как смена Матвиенко на Полтавченко или Ельцина на Путина?

— Если мы берем этот сегмент, то, конечно, это не Матвиенко и Полтавченко, а Ельцин и Путин.

А насколько вообще сейчас влиятелен криминальный мир? Сложилось ощущение, что сейчас он отошел на второй–третий план, а гораздо более влиятельными стали силовики, люди в погонах?

— Абсолютно правильно. Тут надо разобраться с историей. Криминальная история — не что–то постыдное, это часть истории страны. Не нужно ее смаковать, но ее нужно знать.

Воры в России были единственной с дореволюционных времен сохранившейся веткой профессиональной организованной преступности. Первые большие конфликты среди них пошли во время войны — этот раскол на воров и сук. Кто такие суки? Это ссученные воры, которые взяли оружие от государства, пошли воевать, получили награды, а потом снова совершили преступление и попали в лагерь, но уже как сука. Началась резня, которую описывал Шаламов. Уникальная история! По–моему, только в нашей стране профессиональные воры резали, взрывали друг друга на идеологической основе.

Надо понимать, что в любом тоталитарном режиме государство монополизирует функцию насилия и в любом таком государстве криминогенная обстановка лучше, чем в демократическом. Кто успешно боролся с мафией? Муссолини! Где меньше всего оставалось места преступности? В Третьем рейхе! Потому что там пацаны–то серьезные были. При Хрущеве пытались полностью покончить с ворами. Плющили, дико мучили, глаза вырывали, но воры сохранились. Уже в 1960–е они снова поднимают головы, обкладывают данью цеховиков.

В 1980–х у воров появляется конкурирующая ветка — гангстеры, спортсмены или бандиты. Отношение к ворам они имели опосредованное. Почему Петербург бандитский? А потому, что не воровской. Москва — воровской город. В 1990–е воры не играли в Петербурге особой роли: так сложилось, что они не смогли конкурировать. Все лидеры организованной преступности были бандитами. Воры говорили, что в зонах их власть и там не будет бандитской власти. Зоны делились на черные (с воровской властью) и красные — с властью администрации, которая тогда находила общий язык с бандитами, как более социальными ребятами. Бандиты были не преступники по идеологии: они бы этот чемодан с деньгами взяли без крови, но не знали как.

Таким образом в 1990–х годах возникли два конкурирующих направления: воры и бандиты. Государство было слабо, утратило монополию на насилие. Возникли черные бандитские крыши, синие воровские и чуть меньше красных милицейских. Силовики раскачивались долго. Не сразу коррумпировалась милиция, прокуратура, суды долго держались. Дольше всех держалась ФСБ, но потом пустилась во все тяжкие. Пошел процесс вытеснения — черные и синие крыши становились красными. К началу 2000–х затихли гангстерские войны: бандиты поперебили друг друга, часть добилась своего — поймала чемоданы с деньгами, возникли другие цели. Догнал, обнял чемодан — надо теперь легализовываться, дом строить, любовница, сына как–то устроить, бандитская армия начинает тяготить…

Рубеж 2000–х — время великой бандитской демобилизации, когда бандитские лидеры говорили: "Мне нужны экономисты, менеджеры. Кто хочет — на улице, кто хочет — учиться и обратно на другой основе".

Сейчас из них кто депутат, кто прокурор — я такого одного знаю. Он не засланный мафией казачок, просто у него жизнь так сложилась. А воры как были, так и остались.

Грубо говоря, долю рынка воры сохранили. А силовики свою значительно преумножили за счет бандитов?

— Да, мир организованной преступности стал совершенно другим. Добили старую гвардию, Малышев, Кумарин — люди прошлого, появились новые виды преступного промысла и бизнеса.

Какие сейчас самые дерзкие группировки? Угонщики. Раньше этот бизнес не был приоритетным, было много другого, гораздо более сладкого, простого и интересного. Угонять — большой риск, много геморроя. Сегодня этот бизнес не может существовать без деятельного участия сотрудников правоохранительных органов.

Другая сфера в 2000–х вышла на новый совершенно уровень — глобальный фальсификат всего и вся: сигарет, спиртных напитков, пельменей, парфюма, машинного масла, вплоть до каких–то школьных тетрадок. Самый цимес этого бизнеса — что фальсифицированный продукт по качеству порой лучше настоящего. В итоге все довольны. Когда казино запретили, огромное количество серьезных людей готовы были в ножки повалиться руководству страны, которое придумало такую умную идею. Лишь бы запрет продлился подольше. То же самое с нынешним запретом торговать алкоголем по ночам. Или возьмем телефонные мошенничества. Часто эти шайки работают прямо на территории колоний. Сидят на зоне, как в цеху, с огромным количеством мобильников и наяривают. Как вы думаете, это возможно без участия сотрудников колонии?

А насколько вообще типична эволюция бандита от малинового пиджака до цивилизованного предпринимателя?

— Более типична от такого пиджака до кладбища. За десятилетие с 1991 по 2001 год только в бандитских разборках и только в Петербурге погибло 5,5–6 тыс. человек. Сумасшедшие цифры! Это огромное кладбище! В Афганистане за 10 лет 15 тыс. погибло. Из тех, кто остался в живых, единицы чего–то добились. На одной руке можно сосчитать тех, кто живет спокойно с женами и любовницами. Я пару лично знаю, кто отсидел, а сейчас развивает свои предприятия. Но и во время гангстерских войн они не сильно хотели воевать. И тогда от них веяло крестьянско–кулацким духом — больше за хозяйство, чем с обрезами по лесам.

А кем были, к примеру, Мирилашвили или Волчек?

— Это больше самопиар. Были времена, когда быть барыгой считалось нехорошо, не то что бандитом. И Волчек в 1990–х был по сути коммерсантом, коммерсантом с мозгами. С автоматом никогда не бегал. Но хоронил ли он Костю Могилу? Конечно. Гроб нес. Дело в том, что это не есть компромат, потому что по тем временам все имели отношение к этому миру. Например, Глущенко, бандит в чистом виде, был депутатом Госдумы (Михаил Глущенко в 2012 году приговорен к 8 годам лишения свободы по обвинению в вымогательстве. — Ред.). Показывал фото, где он с Черномырдиным в обнимку.

Один из братьев Шевченко тоже был депутатом Госдумы.

— Мне угрожал убийством, потом его убили на Кипре. А депутат Госдумы — федеральный министр по статусу, его обязан начальник ГУВД принимать. А Виктор Новоселов, вице–спикер ЗС? Когда мы поймали убийц Новоселова, Кумарин мне говорил: "А что ты его сдал в уголовный розыск, а не мне?" Чистых от нечистых очень сложно отделить, потому что это не была жизнь на Марсе. Если поскрести как следует, на каждого найдется. Но если чемпион по фигурному катанию играет на бильярде с каким–то авторитетом, то это еще не значит, что он член организованной преступности. Просто страна у нас такая.

Когда Кумарину было 50 лет, у него на дне рождения было где–то 13 человек депутатов Думы. На момент ареста он был помощником депутата Думы Александра Невзорова, который, в свою очередь, был помощником губернатора Валентины Матвиенко. А она сделала очень многое, чтобы посадить Кумарина. Но это никакая не причинно–следственная связь.

Очень много мифов! Например, навесили на Владимира Яковлева ярлык, что он чуть ли не глава петербургской мафии. Чушь собачья! Знал он многих людей из всей этой сферы, конечно. С Шутовым (Юрий Шутов был помощником Собчака, приговорен к пожизненному лишению свободы. — Ред.) был знаком, но, страшно сказать, и Путин был с ним знаком. И я с Шутовым был знаком. Сначала нормально, потом он задумал меня укокошить. Очень сложная тусовня была, такой кишмиш. Наверное, историкам предстоит серьезно разбираться, но надо учесть, что историю пишут победители, причем ту историю, которая выгодна им. Никто из участников боевых действий не говорит всей правды.

Насколько значительная часть бизнеса в Петербурге сейчас контролируется криминальными структурами?

— Думаю, очень незначительная. Если самых влиятельных бизнесменов взять и спросить: "А вас преступность не беспокоит?" — они рассмеются. Процесс, когда синие и черные крыши вытеснялись красными, закончился, потом и красные преобразовались в разные виды партнерства. Люди вышли в отставку, и теперь это не человек в погонах и крышедел, а вице–президент, и у него другие отношения с первым лицом. И никто уже не говорит: "Слышь, ты, ишак!" Все мимикрирует. Сначала это была крыша, а потом помимо защиты, например, организовывались коридоры на таможне для продвижения грузов. Совершенно другая история.

Другие страны проходили все те же периоды, что и Россия…

— Не совсем так. Одно время считали, что наши 1990–е схожи с "ревущими двадцатыми" в США, но это некорректное сравнение. Совершенно на другой социально–экономической базе все происходило. В Америке в то время фундаментальные вопросы собственности были решены, и решены давно. А у нас? Нет! Достаточно посмотреть, к примеру, на такое базовое понятие, как земля!

Не так давно Борис Титов , омбудсмен по делам предпринимателей, говорил, что победить коррупционеров, можно, используя опыт Южной Кореи или Италии. Организовать спецбригады прокуроров и провести операцию "Чистые руки". Можно?

— Можно. Но не с того начинаем. Если у пациента гонорея, лечение возможно, только когда пациент осознает, идет на анализы и принимает курс препаратов, которые ему прописал доктор. Я тоже интересовался историей того, как запускалась операция "Чистые руки", общался с одним из разработчиков Лучано Виоланте, вице–спикером парламента. И почему–то, говоря об операции "Чистые руки", никто не хочет вспоминать идеологическую подготовку операции — а она была. И очень серьезная. До того как начали шашками махать. Появилось большое количество художественных фильмов — "Спрут" например…

"Спрут" государство заказало?

— Господин Лучано так сказал. Благодаря этой идеологической подготовке общество приходило к пониманию необходимости перемен. "Мы дошли до края, нужно с этим что–то делать!" У нас в этом смысле пока не делается ничего. У нас народ к Дедушке Хасану относится с позитивным интересом: воры простых людей не обижают, жадного барыгу накажут… Америка тоже себя из многих бед Голливудом вытащила. А у нас? В год на наших каналах шлепают 200 сериалов. И что? Дело доходит до маразма: один режиссер мне рассказывал, что, когда они снимали очередной сериал гоп–ца–ца, у преступника — начальника средней руки в кабинете висел портрет Путина. Так заставили снять! А какой портрет должен висеть? Дзержинского, Обамы, Кумарина? Это бредятина. Нужно говорить честно, а честно страшновато. Кто возьмет ответственность, сделает сериал, который под дых даст, а не только про участкового, который батон колбасы украл? Но, несмотря на это, я не согласен, что пришел всеобщий трындец. Помните "Незнайку на Луне", где два героя загаживали комнату, а потом переходили в другую, пока не загадили весь дом? Так же ровным счетом оно все и чистится. Комната за комнатой. Но здесь очень важно бытовое поведение нашей элиты. Основная функция элиты — подача нравственного примера. Если она не подает, начинаются испытания и потрясения. Это общеисторический закон, который работал еще в Римской империи. Когда статуи стали ставить не философам, а танцовщицам и гладиаторам, пришли варвары. Все просто. После антимагнитского закона патриарх Кирилл призвал паству усыновлять детей–сирот. Много депутатов это сделали? Я пока не слышал примеров. Это означает, что, испуская сигнал в общество, эти люди не адресуют его самим себе. А вот бывший канцлер Германии Шредер усыновил двоих детей из России. Он тем самым дал нравственный пример — только не нашему обществу, а немецкому.

Бывший глава Ленсовета Беляев рассказывал, что, когда расстался с властью, очень удивился, насколько изменилась жизнь. У людей во власти нет нормально функционирующей обратной связи, без которой ни одна система не может быть стабильной…

— Кстати, воры, которые добивались значительного положения, потому и становились такими, что этот момент всегда учитывали. Тот же Хасан об имиджевой составляющей всегда помнил — как низовая братва к нему относится. Иначе вжик — и нету.