Foreign Affairs: будущее Европы

Если организации ЕС смогут стать легитимными среди европейских граждан и не смогут преобразовать его в настоящий федеральный союз с единой налоговой и экономической политикой, которая дополнит единую валюту, Европе придется поволноваться за свое будущее и продолжить поиски социальной модели, не забывая при этом сопротивляться шквальному ветру более конкурентоспособной мировой экономики. Первым шагом к созданию федерального союза с единой налоговой и экономической политикой должна стать разработка стратегии экономического роста. Такая стратегия поможет избежать долговой ловушки и подготовить почву для будущих реформ, которые снова сделают Европу конкурентоспособной, пишет Foreign Affairs. Как сказал бывший немецкий канцлер Герхард Шредер, "структурные реформы могут работать только одновременно с ростом".

После этого, чтобы подкрепить реформы, союзу нужно будет разработать четкую схему достижения лигитимности сильного, но ограниченного общеевропейского правительства, которое напоминало бы современную швейцарскую федерацию. Это повлечет за собой создание исполнительного органа, который будет в ответе непосредственно перед гражданами Европы (преемник нынешней Еврокомиссии), укрепление парламента как нижней законодательной палаты и превратит совет ЕС (комитет лидеров государств-членов) в верхнюю законодательную палату.

Тогда Франция должна будет поступиться суверенитетом в большей степени, чем она делала это до сих пор, сохраняя  историческую зону комфорта, а Германии придется понять, что ради собственных же интересов ей придется взять на себя ответственность за решение проблемы дисбаланса счетов текущих операций внутри еврозоны.

Ключ к созданию федеральной Европы с законными правящими институтами — следование принципу, известному европейцам как "субсидиарность". Он дает верхним эшелонам власти только те функции, которые на нижнем уровне выполнить невозможно.

Проблема Германии

Сторонники федеральной Европы должны обратиться ко все более скептически настроенной европейской общественности, отмечая не только выгоду объединенного континента с самым большим в мире рынком и свободным передвижением труда и капитала, но также и недостатки существующих в Европе структур. Это должно стать залогом успеха в мире, который охватил процесс глобализации.

Немецкий канцлер Ангела Меркель четко сформулировала проблему: сегодня в Европе живет 7% населения всего мира, на ее долю приходится 25% мирового товаропроизводства и 50% расходов на социальные нужды. Без реформ и при усиливающейся международной конкуренции щедро финансировать государство всеобщего благосостояния, к которому привыкли все европейцы, будет трудно.  

Европейская общественность, отмечает бывший польский премьер-министр Марека Белки, сегодня относится к единой валюте как к явлению, которое "усиливает негативные последствия глобализации" вместо того, чтобы защитить от них Европу. Будто появление евро помогло вручить экономическую судьбу европейцев глобальным финансовым рынкам, а их рабочие места отдать далеким странам с низкой оплатой труда, как Китай. Фактически, Белка считает, что все наоборот: единственный способ снова сделать Европу конкурентоспособной и получать выгоду от глобализации состоит в том, чтобы стать политическим союзом.

Обвал евро коснулся бы как периферии Европы, так и ее сердца. При этом самую высокую цену, скорее всего, пришлось заплатить бы среднему классу Германии. Успех Германии как самой конкурентоспособной участницы внешней торговли Европы сегодня можно объяснить реформами, проведенными несколько лет назад, среди которых увеличение пенсионного возраста и сокращение затрат на оплату труда, а также поощрение инвестиций в обучение и научные исследования. Все это привело к тому, сейчас что 24% немецкой экономики приходится на долю производства.

Несмотря на это, кажется, что в Германии никогда не обсуждали вопрос о том, что произойдет, если евро потерпит крах. Страна будет вынуждена вернуться к маркам, ценность которых резко поднимется, а конкурентоспособность промышленного сектора — упадет. Немецким транснациональным компаниям придется потратить немало времени, чтобы переместить производства за границу и пользоваться преимуществом низкой оплаты труда, глобального распространения технологий, а также сетью поставок, которая позволяет производить товар практически в любой точке мира. Главными жертвами этого сценария будут представители немецкого среднего класса, поэтому для Германии вопрос евро – классовый вопрос.

Все же из-за исторически сильной производственной отрасли экономики, Германия стала меньше ориентироваться на финансовые рынки, чем другие государства. Это привело к "глухоте" немецкой политической элиты к результатам предписанной налоговой политики Германии, которой Европа руководствовалась на глобальных рынках облигаций.

Действительность свидетельствует о том, что глобальные рынки облигаций скоро сами будут определять не только то, выживет ли евро, но и затраты, которые предстоят немецкому среднему классу. Если Германия хочет остаться преуспевающим и справедливым обществом в глобализованном мире, то сделать это у нее получится только в устойчивой еврозоне, приняв все то, что это за собой влечет — создание банковского союза, фискального союза и, в конечном итоге, федерального политического союза.

Если евро потерпит неудачу, удар будет нанесен и по немецкому финансовому сектору, а это ослабит экономику Германии. Так что у Германии есть много веских причин стремиться сохранить евро, но чтобы этого добиться, она должна помочь исправить сегодняшние дестабилизирующие дисбалансы счетов, согласившись на уменьшение активного сальдо. Если активное сальдо уменьшится, то так называемый трансферный союз, который критикуют многие немцы, окажется ненужным.

Союз сейчас

История предлагает несколько известных примеров успешных политических федераций. В 1780-х годах, в период формирования федерации, Соединенные Штаты представляли собой горстку слабо населенных штатов с общей культурой и языком, поэтому они вряд ли могут преподать Европе сколько-нибудь значимый урок в этом вопросе. Опыт Швейцарии, напротив, предлагает гораздо больше, и главная его особенность — медленное созревание.

“Федерации требуется время. Людям, жившим в швейцарских кантонах, потребовались столетия, чтобы узнать друг друга, затем последовал длительный период конфедерации, после которого в 1848 году сформировалась полноценная федерация. Этот переход стал возможным только после того, как люди пережили период серьезных столкновений между либералами и консерваторами, протестантами и католиками”, — поясняет бывший швейцарский дипломат Якоб Келленбергер. По его словам, швейцарская федерация оказалась жизнеспособной, потому что центр всегда с уважением относился к автономии кантонов (которые никогда не стремились отказаться от самоуправления) и старался не злоупотреблять своими полномочиями.

После десятилетий постепенной интеграции, Европа, глядя вперед на набирающий скорость внешний мир, должна завершить свой переход к полноценному политическому союзу в ближайшие годы или десятилетия, и этот переход должен быть совершен в большей мере по образу Швейцарии.