"Макбет" Люка Персеваля в театре "Балтийский дом"
Некоторые педагоги–театроведы велят ученикам записывать спектакли. Поелику, мол, все забывается. Но я к этой школе не принадлежу — имею смелость полагать: что нужно — память (а старческой деменции покамест, тьфу–тьфу, не наступило) сохранит. Никакого труда не стоит без всяких записей закрыть глаза и увидеть, например, "Макбета" Эймунтаса Някрошюса, показанного на фестивале "Балтийский дом" в 1999–м. Эту же пьесу Темур Чхеидзе поставил в БДТ того раньше — в 1994–м, и роль леди Макбет не украсила список побед Алисы Фрейндлих, однако то, как она начинала заранее оттирать руки от воображаемой крови, протягивая нить к будущему безумию, тоже помню как сейчас. А удивительный спектакль Юрия Бутусова "Макбет. Кино" в Театре им. Ленсовета как впечатался в сетчатку в позапрошлом октябре, так и пребывает там неповреждаемо, не хуже, чем в youtube.
Прав Батюшков: "О память сердца! Ты сильней Рассудка памяти печальной". Яркие художественные эмоции, которые испытываешь, сидя в зале, служат закрепителем — потому–то из памяти не изглаживаются лучшие сценические создания, случившиеся на твоем зрительском веку. Это я к тому, что видел "Макбета" Люка Персеваля в "Балтийском доме" неделю назад. Сейчас читаю рецензии коллег — и с ужасом ловлю себя на том, что не помню многого из описываемого. Может, все–таки деменция?
Да нет. Боюсь, дело всего лишь в том, что эмоция, охватившая через 15 минут после начала и так и не отпустившая до конца, служит, наоборот, скорейшему стиранию в мозгу всего, что происходило на сцене в течение двухчасового спектакля. Эмоция эта — скука.
…А начиналось–то так завлекательно! Художник Аннетт Курц распахнула необъятную балтдомовскую сцену во всю ширь и высь. Рассекла пространство металлическими штанкетами, подвешенными под косым углом. Клубы белого дыма очень эффектно смотрятся в контровом свете — сквозь бьющие из глубины лучи страшно долго, медитативно появляются фигуры: мужчина в бумажной короне, еще какие–то мужчины, мальчонки, красивая женщина, голые девицы, укутанные в космы волос почти до полу… Нам предстоит опознать в них короля Дункана, юных принцев, Банко и сынка его Флинса, ведьм и прочих хрестоматийных персонажей великой трагедии. Ведьмы, впрочем, всю дорогу разве что замедленно, как в танце буто, меняют положение тел, лежат на полу, виснут на штанкетах — роковые пророчества остались за кадром, стартуют сразу с убийства Дункана.
Спектакль, как почти везде в последнее время, рассчитан на знающих пьесу. Из прихотливых мизансцен, игры фактурами (например, Макбет — Леонид Алимов с размаху опускает голову в бадью с водой, долго терпит, не дыша, потом бурно отфыркивается и отряхивается), игры светом, игры на электрогитаре (живые экспрессивные запилы) и прочих средств режиссерско–сценографической выразительности иногда всплывают куски шекспировских диалогов. Персеваль их, как он всегда практикует, переписал по–немецки, Марина Коренева перевела на русский, но можно было обойтись и без перевода — слова, в общем–то, не важны. Однако в прежних спектаклях выдающегося бельгийца, которые мы увидели благодаря "Балтдому", слова не имели значения, поскольку чувственно внятно было то, что происходит между людьми, и воздух полнился надрывающим душу ощущением одиночества, отчаянья, бессмысленности и безнадежности жизни. И вот Персеваля ангажировали на постановку. И его режиссерский язык тот же. И актеры вроде на месте (Алимов вообще излюбленный персевалевский типаж бойкого увальня). И… скучно. Такая театр странная штука: в нем все без гарантии.