Максима "государство — это я" наконец внесена в российский политический лексикон. Замглавы администрации президента Вячеслав Володин заявил экспертам Валдайского клуба, что Россия — это Путин. "Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России". Но персонализируя всю ответственность, чиновники по сути отрекаются от президента.
Правда, цитату Вячеслава Володина мы знаем только в пересказе руководителя Фонда развития гражданского общества, бывшего кремлевского чиновника Константина Костина, но можно не сомневаться, что это как минимум близко к тексту. Главное — это то, что определение вброшено, его горячо обсуждают и тем самым легитимизируют, вводя в политический обиход. Фразу "государство — это я" Людовик XIV тоже в конце концов не произносил, но считается, что сказал. Потому что по сути-то так оно тогда и было, и какая разница, кто именно зафиксирует положение дел для потомков в словесной формуле.
Валдайский клуб — ежегодное собрание экспертов-политологов, обсуждающее в основном вопросы внутренней политики России. Проходят собрания в полузакрытом режиме, то есть вообще они закрытые, но ключевые тезисы потом выпускаются наружу через участников. Как, видимо, и в этом случае. В пятницу, 25 октября, с экспертами встретится уже сам Владимир Путин, и если раньше эксперты разговаривали с президентом России, то теперь им как бы придется говорить уже с самой Россией. Это должно их заранее подавить.
Речь Володина (в пересказе Костина) была о том, что страна у нас сейчас сплотилась как никогда, рейтинг доверия президенту — 84%, и атаки на него воспринимаются россиянами как атаки на Россию вообще. Хотя опираться исключительно на соцопрос — дело неблагодарное, да и кроме Крыма есть много чего еще, по поводу чего россияне имеют свое отдельное мнение.
Утверждение "Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России" пугает. Сразу возникает вопрос — а что будет, когда Путин умрет? В блогосфере, понятно, сразу посыпались шутки насчет того, что всем россиянам, видимо, придется ритуально совершить при этом самосожжение, как было принято в некоторых древних традициях или что Россия схлопнется в сингулярную точку на гробе Путина.
Впрочем, Володин навряд ли имел в виду грядущее в ближайшем будущем буквальное установление самодержавия (хотя, конечно, кто его знает — если Россия это Путин, то что тогда парламент, выборы, партии и так далее? Не более чем игрушки). Скорее, имелся в виду некий коллективный Путин как набор установок. То есть власть в России обязана быть персонифицированной, всесильной и монолитной. Иначе не будет существовать собственно государство. Но и лично Путин здесь тоже занимает немалое место.
Этот тезис так или иначе продвигается верховной пропагандой уже давно. Обезопасить власть путем абсолютного отождествления ее с родиной — верный метод, хотя и сомнительный с точки зрения долгосрочных перспектив, то есть судьбы родины после физической смерти лидера. Мы, конечно, хорошо знаем, что учение вождя верно и будет жить в веках, но в данном случае как-то и учения однозначно изложенного не наблюдается. Смысл идеологической установки — отсечь всякие мысли даже о возможности хоть каких-то альтернативных вариантов развития, проявления инициативы снизу. Это, к сожалению, ведет к персонификации не только заслуг, но и ответственности главы государства, и Володин, воздвигая стену от критики с Запада, тем самым еще и складывает эту ответственность и с себя, и со всех остальных соратников президента, как бы оставляя Путина "одного на бруствере", почти что отгораживаясь от него, утверждая: "Государство — это он, не мы".
