Если выяснится, что лайнер А321, потерпевший катастрофу в Египте, стал жертвой теракта, перед россиянами встанет непростой вопрос. Пожалуй, впервые речь пойдет о цене, которую нужно платить за возвращение статуса мировой державы. Впрочем, ответ заранее предполагается только один.
После того как город и страна пережили первые, самые тяжелые минуты после крушения, в воздухе повис главный вопрос: теракт или не теракт? Пока еще никто не заявил ничего определенного о причинах катастрофы, но эксперты рассматривают эту версию наряду с прочими. Самих версий не так много — известно, что самолет развалился в воздухе, то есть там могло быть какое-то незамеченное повреждение фюзеляжа, могла быть разрушенная турбина двигателя и, наконец, бомба в багажном отсеке. Источники, близкие к расследованию, в этом смысле сравнили произошедшее с известной катастрофой над Локерби 1988 года, пишет "Коммерсант".
От имени неких террористов, причастных к отделениям "Исламского государства", в соцсетях появилось заявление о том, что они берут на себя ответственность за сбитый над Синайским полуостровом самолет. Российские чиновники отмахнулись от этой версии, но пока не окончательно — информация о ракете "не может считаться достоверной", сказал министр транспорта Максим Соколов. Что, впрочем, само по себе ничего не значит — в 2004 году, после взрывов двух лайнеров, вылетевших из Домодедово, тоже нашлись какие-то желающие славы террористы, близкие "Аль-Каиде", взявшие на себя ответственность, и тоже быстро выяснилось, что они ни при чем. Однако оказалось, что это все равно были террористки-смертники, пусть и не из "Аль-Каиды".
Слово "теракт" прозвучало, и так просто от него уже не отделаться, тем более что инцидент сравнивают с взрывом над Локерби, самым громким авиатерактом до атаки на США 11 сентября 2001 года. Теперь в России наверняка найдутся многие, кто не поверит официальной версии, какой бы она ни была. Этот эффект проявился после подрыва "Невского экспресса" в 2009 году, когда многие блогеры яростно доказывали, что это был не теракт, а технологическая авария, которую скрывают власти.
Представители авиакомпании MetroJet, она же "Когалымавиа", уверяют, что техническая неисправность или ошибка пилотов исключена: единственной причиной разрушения самолета могло быть внешнее воздействие. Предварительные данные расшифровки черных ящиков это вроде бы опровергают. Но пока никто не исключает ничего.
Владимир Путин пока ограничился выражением соболезнований родственникам погибших — оперативное, но скупое сообщение об этом появилось на сайте Кремля. По-другому он отреагировал на крушение малайзийского "боинга" в 2014-м: президент созвал срочное совещание, чтобы не только выразить соболезнования, но и возложить ответственность на Украину. В 2006-м, после падения "Ту-154" "Пулковских авиалиний" над Донецком, Путин также выразил соболезнования и через день повторил их публично, во время встречи с королем Испании Хуаном Карлосом I.
Одно дело, когда речь идет явно об аварии, другое — когда самолет сбивают, и третье — когда не ясно, что произошло. Президент наверняка хочет сначала понять, что это было, чтобы делать заявления (случай с малайзийским "боингом" — исключение; здесь актуальным немедленно стал политический аспект, Кремль должен был контратаковать). Через 5 дней после катастроф 2004 года ФСБ подтвердила версию о терактах, на следующий день Путин выступил с однозначным утверждением: "Внутри самолетов был взрыв — это факт". Госкомиссия официально вынесла заключение через 3 недели после взрывов.
Последствия будут разными в зависимости от выводов. Теракт — если окажется, что это теракт — заставит Путина ужесточать антитеррористическую риторику, как это всегда было раньше. Но есть отличие. Раньше мы имели дело с внутренним терроризмом, и после Беслана можно было, например, отменить выборы губернаторов ради "обеспечения единства". На этот раз подрыв лайнера бомбой в багажном отсеке будет однозначно воспринят как месть за вмешательство в сирийский конфликт. Особенно на фоне призывов лидеров "Аль-Каиды" к остальным исламистам-радикалам сплотиться в борьбе против Запада и России.
На это должна последовать какая-то реакция. Линию пропаганды в этом случае легко предугадать — мы не поддадимся на попытки запугивания и должны сплотиться и дать свой ответ. Так поступают все лидеры. Дальше в зависимости от степени накала могут быть варианты. Либо наступательная риторика, либо призывы "воздержаться от провокаций". Следуя примеру Беслана, Путин может потребовать еще большего укрепления единства, каких-нибудь суперполномочий, чтобы бороться с терроризмом. Это может стать и толчком для наземной операции в Сирии, чего сейчас Кремль тщательно избегает, и поводом для требования новых полномочий российских спецслужб за рубежом. Россиянам же, по сути, тем самым зададут вопрос: согласны ли они с тем, что гибель мирных людей — необходимая и неизбежная цена, которую надо платить за возвращение статуса мировой державы. Ответ предусматривается только один, ведь отступить из Сирии Путин уже и не захочет, и не сможет.
