Россия вступила в свой 25–й год без СССР: в декабре 1991–го с разницей в 4 дня были подписаны, а затем и ратифицированы Беловежские соглашения. "ДП" решил разобраться, почему мы до сих пор не можем расстаться со своим советским прошлым.
Петербургские предприниматели, банкиры и топ–менеджеры по просьбе "ДП" вспомнили, как они пережили распад Советского Союза, и рассказали, воспринимают ли это событие спустя четверть века как "крупнейшую геополитическую катастрофу".
Дмитрий Астафьев, владелец компании «Ленспецстрой»:
В 1991 году я понимал, что у нас, к сожалению, нет такой политической силы, которая могла бы собрать в одну клетку всех, кто сидел тогда в Кремле, провезти в этой клетке по всей стране, а потом расстрелять. Этого не произошло.
Сделанное властью было предательством. Прошедшие годы только подтверждают эту мысль. Никто из народов СССР не выиграл от распада страны. Никто.
Почему народ не вышел на защиту страны? Народ был уставшим. Его ввели в заблуждение, подменяли понятия. На референдумах голосовали за одно, а потом делали другое. Псевдоугнетенные, начиная с Прибалтики и кончая остальными республиками, вели свою псевдоборьбу. Все это делали наши преступники за деньги Запада. Они раскачивали страну, чтобы она рухнула. Нам устроили, выражаясь сегодняшним языком, цветную революцию.
Тогда это представляли иначе. Многие верили, что честные люди за что–то там борются. Но за что боролись таджики? За что боролись в Сумгаите? За то, чтобы их там перерезали? Наверное, местные элиты делили наркотрафик, а местная верхушка это поджигала, чтобы быть при власти. А народ ничего от этого не выиграл.
Чтобы у нас теперь были нормальные отношения с постсоветскими республиками, нам надо разумно вести внешнюю политику, в том числе экономическую. Надо внимательно смотреть, хорош ли тот или иной правитель, расположен ли он к нам. Достойных надо поддерживать и политически, и экономически. А мы в последние годы поддерживаем мазеп вроде Януковича. Сотрудничество с мазепами надо прекращать.
Михаил Баженов, совладелец ХК «Адамант»:
В тот момент я чувствовал сожаление, что та огромная страна прекратила свое существование. Все мы привыкли жить в этой стране, все мы ею гордились, несмотря на все ее проблемы. Вместе с тем мы понимали, что СНГ имеет право на жизнь. Потому что страны могут кооперироваться не только на основе принуждения, но и на добровольной основе.
Конечно, в тот момент были нарушены многие деловые связи. Но некоторые из них были организованы по принципу планирования, принуждения. Часто выпускалась продукция, которая не была востребована рынком. И запуск рыночных механизмов в этом новом добровольном союзе был положительным моментом. При всем сожалении о распаде СССР я рад, что Россия стала главенствующей, но независимой страной в этом новом содружестве.
Почему из СНГ не получилось того полноценного экономического союза, который мог получиться? Потому что страны стали независимыми, а их руководители стали концентрироваться только на своих национальных экономиках. Кроме того, на все нужно время. Мы все хотим очень быстрых изменений, но ведь и Европа, и Америка строились столетиями. И нашим странам тоже нужно время. Я убежден, что на основе уже запущенных рыночных механизмов со временем у нас все получится.
Олег Барков, генеральный директор Hansa Group:
У меня было ощущение, что мир сошел с ума. Что во власти нет сильных людей, которые могут остановить это безумие. И с тех пор мои оценки стали еще более резкими.
Почему никто не вышел защищать Советский Союз? Страна распалась в результате большого внутреннего кризиса. Компартия на рубеже 1960–1970–х годов не нашла новых путей развития, не выдвинула новых целей. Она не сумела сделать то, что в свое время сделала компартия Китая.
Я хорошо помню настроения тех лет. У людей было ощущение, что жить хуже, чем они живут сейчас, уже нельзя. Если бы им хоть на 30 секунд показали, как они будут жить в середине 1990–х, то защищать Союз вышло бы огромное количество людей.
Что касается наших отношений с постсоветскими странами, то мы сейчас находимся в точке бифуркации. Наша главная проблема — это имидж. Мы должны объяснять руководителям этих стран, почему с нами им будет лучше. Мы должны быть привлекательны для них и в плане имиджа тоже.
Посмотрите, что происходит: страны, которые уходят от нас и идут на Запад, начинают жить значительно хуже. Но им на ментальном уровне закладывают в голову, что им от этого лучше. Если мы научимся так же играть, если создадим привлекательную модель, то сможем переломить эту тенденцию.
Евгений Гуревич, совладелец ХК «Адамант»:
Тогда, к сожалению, распад СССР воспринимался как событие совершенно неизбежное. Сейчас я бы не взялся оценить, положительное это было событие или отрицательное. Есть аспекты и хорошие, и плохие, а однозначности нет.
Рыночная экономика, свободы — это хорошо. Но посмотрите на Украину — проблемы растут оттуда, из Беловежской Пущи. Может, и надо было расходиться, но все было сделано с помощью топора и оставило много противоречий.
Конечно, соседи обречены на тесные взаимодействия друг с другом. И в той или иной степени мы будем работать с постсоветскими странами. Но многое будет зависеть от нашей экономической модели. От того, насколько мы будем для этих стран привлекательными.
Александр Кашин, председатель совета директоров ХК «ЭГО–холдинг»:
И тогда, и сейчас эмоции по этому поводу у меня совершенно одинаковые. Я по мировоззрению государственник, а по образованию — историк. Я не слышал, что есть такая страна — Белоруссия, что есть такая страна — Украина. Была великая Российская империя, до этого — Великое княжество Российское, и так далее.
Какая–то часть Белоруссии и Украины может считаться наследием Княжества Литовского, Речи Посполитой, тут вопросов нет. Но Харьков, Одесса, Донецк — это исконно русские земли. И тогда, и сейчас я думаю, что у нас забрали часть нашей земли.
Те проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся — в том числе по Крыму, — все это было заложено именно в Беловежской Пуще. Если бы в тот момент Ельцин потребовал возвращения Крыма — все бы всё подписали, никто даже не вздрогнул бы. Но он этого не сделал.
Беслан Берсиров, совладелец компании «Строительный трест»:
Все происходило молниеносно. Эти события для всех были шоком, и для меня в том числе. Мы не знали, что будет дальше, как мы теперь будем жить, кто мы теперь такие. Не было ни положительной реакции, ни отрицательной. Просто было непонятно. Сегодня я испытываю сожаление, что все это произошло. С фразой Путина сегодня я бы согласился.
Сегодня многим хочется восстановить величие. Но существуют определенные международные правила, которые нельзя нарушать. То, что отрезано, не пришьешь обратно. Мне как раз сегодня рассказали такой анекдот. Мальчик разорвал червяка пополам, принес его маме и спрашивает: мама, а он теперь будет со мной дружить? А мама говорит: нет, теперь они — оба! — с тобой дружить не будут.
Что касается братских республик, то надо быть очень гибким, чтобы удержать их рядом с собой. Сегодня все самодостаточны, у каждой страны свои геополитические планы. Чтобы поддерживать связи, нужно быть очень осторожным с их самолюбием, особенно с самолюбием их руководителей. Нужно знать их менталитет, ни в коем случае не приходить в чужой дом со своими правилами. А нам этой гибкости не хватает. С ними нужно работать, и если этого не сделаем мы — быстро найдутся желающие занять наше место.
Игорь Водопьянов, управляющий партнер УК «Теорема»:
Мне в 1991–м было 23 года, я был еще очень начинающим предпринимателем. Я окончил институт за 2 года до этого. Какого–то ощущения ужаса, честно говоря, у меня не было. Мысли о перспективах? Да никто не оценивал эти перспективы. Никто не понимал, к чему все это ведет. Никто не думал: ааа, рухнул прекрасный Советский Союз. Да и теперь нет такой реакции. Это же не подлые американцы сделали, как нам по телевизору рассказывают. Это был объективный ход истории.
Все перемены в России происходят по двум сценариям. Либо власть слабеет, как в 1917 и 1991 годах, и региональные элиты разрывают ее на части. Либо — апоплексический удар табакеркой в висок, как с императором Павлом. Произошло то, что произошло.
Я в 1991–м был молодой, веселый, мне все девушки нравились. Никакого трагизма не было. И никакой голодухи в городе не было: ситуация была такая же хреновая, как в несколько предыдущих лет. А в предыдущие годы все было так хреново, что нам казалось, что хреновее уже просто некуда.
Про отношения с постсоветскими странами предположения строить сложно. Два года назад, когда мы готовили Олимпиаду, а потом триумфально ее выиграли, у меня было много оптимизма по поводу нашего с ними сотрудничества. А потом случилось то, что случилось. И что будет происходить дальше — вообще непонятно. У нас управление страной очень централизовано, а на верхушке очень ограниченное количество людей. Какую мысль они там выработают — предсказать очень сложно.
Марк Лернер, генеральный директор ИСК «Петрополь»:
В 1991 году мне не было еще и 20 лет и никаких особенных переживаний у меня не было. Прошло и прошло. Да и сейчас я к этому отношусь как к исторической данности. Это не вызывает ни радости, ни сожаления. Это уже случилось, ничего исправить невозможно, так зачем испытывать по этому поводу какие–то эмоции?
В отношениях с постсоветскими странами в краткосрочной перспективе я придерживаюсь пессимистической позиции. Но в долгосрочной перспективе никуда нам друг от друга не деться. Через 5, 10, 15 лет мы все равно так или иначе придем к таким отношениям, в которых будем другу другу ближе, чем любым другим странам.
Проблема, конечно, в политике. Кто из политиков первопричина этой проблемы, наши или не наши — сложно сказать. Я бы сформулировал так: все хороши, и мы не отстаем. Если мы — "старший брат", мы должны быть умнее. Но мы пока что не ведем себя как старший брат.
Юрий Молчанов, старший вице–президент банка «ВТБ»:
Когда все это происходило, был налет оптимизма, были ожидания чего–то нового и положительного. А сейчас я отношусь к распаду СССР с грустью. Была большая дружная страна, я помню эту страну. Теперь ее просто нет. И ничего не вернется. Границы прошли по конкретным людям, по конкретным семьям. Все это удивительно грустно.
У нас есть деловые контакты с бизнесменами в этих странах. Люди там очень изменились. Доброе отношение к России уходит. Я уж не говорю про Украину — вы посмотрите на Прибалтику. Они всегда относились к нам критично, но сейчас вообще голосуют против участия в одной коалиции с нами против ИГ. Это же нонсенс. Трудно сказать, чего в этом отношении больше — пропаганды или реальных проблем. Пропаганда, конечно, тоже имеет значение. Но так или иначе добрые человеческие отношения уходят.
Александр Некрасов, депутат Госдумы, основатель компании «Лидер–Групп»:
В 1991 году мне было 28 лет. У меня тогда были совсем другие проблемы. Хотя некоторые имперские амбиции всегда были заложены в нашем народонаселении, и во мне в частности. "Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз".
Распад любой империи для доминирующего этноса, в данном случае для нас, — это болезненное событие. Тем более что потом последовали достаточно радикальные — хотя и необходимые — экономические процессы.
Сейчас мне это просто кажется исторической неизбежностью. История нас учит, что ни одна империя не существует вечно. Римская, Османская, Российская империи — все они завершили свое существование. Мы сейчас не можем разумно и рационально распорядиться той территорией, которая у нас есть, так зачем нам еще какие–то другие земли?
Что касается отношений с постсоветскими странами, то проблема в том, что у нас слишком политизируют все явления. А миром движет экономика. Золотое правило "товар–деньги–товар" никто не отменял. Даже сейчас политические конфликты происходят по экономическим причинам. К примеру, наш конфликт с Турцией во многом вызван тем, что Турция получает экономические выгоды от торговли нефтью ИГ. То есть во главе угла все равно деньги.
Мы кричим с пеной у рта про братьев белорусов, а они, пользуясь санкциями, паразитируют на нашей экономике. И то же самое делают казахи. Раньше мы так же кричали про украинцев, теперь больше не кричим. Надо абстрагироваться от многих из тех вещей, на которых мы внутри страны сейчас слишком сконцентрированы. Тогда все встанет на свои места.
Олег Тиньков, председатель совета директоров банка «Тинькофф кредитные системы»:
В 1991–м я еще не был предпринимателем, я был студентом, спекулянтом. Происходящее меня вообще никак не волновало. Политика в те времена была очень далеко. Я гулял по Университетской набережной, что мне была эта политика?
Был ли распад СССР величайшей геополитической катастрофой? Сложный вопрос. Пять лет назад я бы вам точно сказал, что не согласен с Путиным. Но сейчас, после всего этого бардака с Украиной и так далее, все уже не так просто. Пять лет назад я был уверен, что распад Союза — это хорошо. Сегодня уже не уверен. Может быть, Путин и прав. С постсоветскими странами, думаю, мы будем спокойно работать. Мы рядом, мы связаны логистически, мы друг от друга зависим. Бельгийцы тоже не очень любят французов, а французы — бельгийцев. Но они рядом, и они связаны друг с другом. Вот так будет и с нами.
Давид Трактовенко, председатель совета директоров ЗАО «Банкирский дом «Санкт–Петербург»:
Распад страны был для меня очень болезненным моментом. Я в этой стране родился, я в ней жил. Было не очень понятно, что происходит, что впереди. Эта неясность была тревожной. Сегодня, после стольких лет, ощущения, конечно, стерлись. Что произошло, то произошло.
Конечно, были и позитивные вещи в тот момент. Мы ждали нового — рыночной экономики, свобод. Но это два разных процесса. С одной стороны, мы ждали нового и хорошего от экономики. Но с другой — политически страна распадалась на части.
У меня есть много знакомых, друзей в республиках бывшего СССР. Уверен, что наши отношения будут развиваться. Периоды осложнений неизбежны, но все это будет преодолено. Мы все между собой братья. Мы в течение нескольких поколений жили вместе, одной семьей. Неважно, ссорятся в семье или нет — это все равно семья. Разорвать это невозможно.
