Ждет ли Петербург новая волна криминализации

Несколько недель назад у предпринимателя Андрея Лушникова украли снегоход. Да не просто украли — украли с участка, охраняемого людьми и собаками. Лушников говорит, что для него в этой истории главное даже не то, что вещь была дорогая и хорошая и что ее жалко. Главное — что несколько лет назад такое рискованное ограбление едва ли могло случиться. Видимо, все уже так печально, что люди определенного типа готовы идти и на такой риск, а значит, нас могут ждать непростые времена, полагает бизнесмен.

Таких историй холодной весной 2016 года можно услышать немало. Например, московский финансист Евгений Коган рассказывает: «К великому сожалению, мой прогноз на этот год начинает сбываться более быстрыми темпами, чем я сам ожидал. Я говорю о росте насилия в обществе. Только за последние дни: обчистили коттеджи у знакомых, банковские ячейки у двух моих товарищей. Проблемы в экономике, рост безработицы — вот и моментальный результат».

Ухудшение экономической ситуации очевидно. «ДП» решил разобраться, ждет ли Россию в целом и Петербург в частности новая волна криминализации.

Мягкая криминализация

«Вдруг с противоположной стороны слышу:

— Иностранец, стой!

Человек пять отделилось от стены... Ни живой души. Ни бездомного пса. Ни тусклого фонаря. Спрашиваю:

— По какому, товарищи, праву вы требуете у меня документ? Ваш мандат?

— Мандат?..

И парень в студенческой фуражке с лицом бледным и помятым, как невзбитая после ночи подушка, помахал перед моим носом пистолетиной:

— Вот вам, гражданин, и мандат!

— Так, может быть, не удостоверение личности, а пальто?!

— Слава тебе, господи, догадался.

И, слегка помогая разоблачаться, парень с помятой физиономией стал сзади меня, как швейцар в хорошей гостинице». Эти воспоминания Анатолия Мариенгофа датированы послереволюционным временем. Но что-то подобное было в истории современной России уже не раз. Достаточно открыть «Бандитский Петербург» Андрея Константинова.

Говорят, новая волна криминализации уже вовсю идет. Объективных предпосылок вроде бы более чем достаточно. Количество бедных достигло 20 млн человек (притом что те, у кого зарплата превышает 9452 рубля в месяц, бедными не считаются), безработица растет, и уже больше половины доходов россияне тратят только на еду.

В итоге преступность тоже выросла — за прошлый год в среднем по стране на 8,6%, причем почти везде (в 75 из 85 субъектов Федерации). Всего официальная статистика зафиксировала 2,35 млн преступлений. Почти половину из них составляют хищения чужого имущества: кражи — 996,5 тыс., грабежи — 71,1 тыс., разбои — 13,4 тыс., сообщало МВД. Впрочем, если число краж выросло на 12%, то грабежей и разбоев стало меньше.

Начало 2016 года тренд подтвердило. В Петербурге число преступлений выросло на 4,1%, мошенничество стало популярнее на 23%, а количество тяжких сократилось на 3,2%. Впрочем, статистика, как всегда, лукава. Интернет-предприниматель Антон Носик рассказывает: «В статистике мы видим взрывной рост преступлений экстремистской направленности, потому что теперь таковыми считаются комментарии в «конташечке» (сеть «ВКонтакте». — Ред.). Огромное количество дел возбуждается по экстремистским статьям, за призывы и за разжигание, из-за реплик, которые раньше никто не воспринимал всерьез (и правильно делал). За примерами далеко ходить не надо: я написал в своем ЖЖ 14 тыс. постов, но увидеть там предмет уголовного расследования нашим силовикам пришло в голову только в прошлом году. Меня вызвали в Следственный комитет, хотя я не написал ничего такого, чего не писал в последние 15 лет. Просто они стали возбуждаться на высказывания людьми своих мыслей».

Но есть в криминальной статистике и здравое зерно, считает Носик: «Стало ли страшно выходить на улицу или отпускать туда детей? Нет, не стало. Если бы народ начинал браться за стволы — мы бы видели это и в новостях, и в статистике. Но перемены есть. Сотрудники МВД, которые почти перешли на штрафы в пользу государства, теперь в связи с голодухой снова стали собирать штрафы в карман и вымогать эти штрафы. Другой пример — коррупция: скажем, выдача всех разрешений в Москве или работа паспортных столов. В связи с ослаблением рубля экономическая преступность растет и будет расти. С точки зрения закона это, безусловно, криминал, но в статистику все это не попадает, потому что сотрудники ГИБДД и чиновники за взятки не привлекаются».

Когда граждане теряют источники доходов, они начинают решать проблемы каждый по-своему, говорит Евгений Коган. Кто-то ищет другую работу и соглашается на снижение доходов. Кто-то вступает на тропу не вполне легального бизнеса. А кто-то начинает заниматься бандитизмом.

«Да, наверное, роста тяжких преступлений не будет, скорее будет рост мошенничеств, в том числе в Интернете, — соглашается бизнесмен с Антоном Носиком. — Несколько раз у меня пытались списать деньги со счета. Знакомые жалуются на проблемы с банковскими карточками. Несколько лет назад этого не было. Будет расти число и других «нетяжких» преступлений, в сфере рейдерства. Сегодня за бейсбольные биты народ не берется. Но это пока. Можем ли мы быть уверенными в том, что, когда припрет, он за эти самые биты не возьмется?»

Проявления

Некоторые эксперты говорят, что рост криминализации связан не только (а может быть, и не столько) с экономическими трудностями, но и с ростом агрессии в обществе. Лучше всего возросший уровень агрессии виден в социальных сетях и вообще в Интернете. Это началось в 2014 году, во времена киевского майдана и присоединения Крыма. Дискуссия быстро перешла с украинских и крымских вопросов на вопрос о том, кто мы и куда идем. Эти размышления можно было бы считать полезными для общества и страны, если бы не тон обсуждений.

Постоянно возрастает и уровень политической агрессии. Появляются очередные запретительные законопроекты и прочие проявления караул-патриотизма. Разоблачают оппозиционеров. Призывают к сплочению и т. д. Впереди — выборы.

Еще одно пространство, где агрессия в обществе видна невооруженным глазом, — это российские дороги. Подрезать — в порядке вещей. Требование не разговаривать за рулем по телефону вообще смехотворно. Но все эти неформальные ПДД опять же сложились давно.

Еще одна претензия к государству — неразумная экономическая политика, которая провоцирует дальнейшее ухудшение ситуации. Интересно, что предпринимателям все чаще предлагают принять участие в этой работе, однако у них есть серьезные причины отказываться... «Я им сказал, что готов помогать со стороны, советами, — говорит Евгений Коган. — А то я знаю, чем это кончится. Возьмут глазьевщину, разбавят когановщиной, и будет бардак, а потом меня еще и обвинят в том, что это я такой хренодел».

Против кого дружим

Социологи предлагают не сводить вопрос к криминальному аспекту и смотреть глубже. «Агрессия наших сограждан выражается во враждебности к окружающему миру, — говорит Наталья Зоркая, руководитель отдела социально-политических исследований Аналитического центра Юрия Левады. — Этот комплекс врага прививался в советские времена, потом на некоторое время исчез, а теперь прививается снова. И прививается — с учетом нашего бэкграунда — хорошо».

По словам эксперта, комплекс этот заключается в консолидации на почве агрессии к чужим, другим (так называемое «против кого дружим»). И особенно заметным все это стало после присоединения Крыма и начала конфликта с западными странами. Люди смотрят телевизор, не доверяют тому, что слышат, но парадоксальным образом усваивают полученные установки.

«У нас люди друг другу не доверяют, и в обществе очень долго копилась злоба, которая никуда не выплескивалась, — объясняет Зоркая. — А теперь выплеснулась в этот политический конфликт. В нашем обществе нет позитивного способа самоутверждения. Вместо него мы используем негативный — кто против нас, против кого мы».

Подобные проблемы существуют не только в России, добавляют эксперты. В последние десятилетия мир меняется с огромной скоростью, и у людей просто не хватает времени и сил разобраться во всем новом. В результате происходит радикальное упрощение, появляется тяга к простым ответам. А они предполагают конфликт «хорошие мы — плохие они» и слабо сдерживаемую агрессию.

Эти проблемы появились не вчера. «В нашей стране отношения государства и человека всегда были устроены не лучшим образом, — констатирует политический психолог Владимир Васильев. — Это видно даже по официальным документам. Например, в Конституции Швеции прямо написано: интересы гражданина выше интересов государства. У нас ничего подобного не сказано».

У такого отношения между государством и человеком есть свои преимущества. С ним проще выигрывать войны и вообще делать что-то совместно. Но те же самые особенности на бытовом, культурном, политическом уровнях выходят нам боком.

«Наше государство возвышается как глыба, а у маленького гражданина, который располагается где-то внизу, какие-то права вроде как есть, но их немного, — продолжает Васильев. — Конфликтность в отношениях человека и государства у нас заложена изначально».

Если отношения между человеком и государством в России слишком интенсивные, то отношения между людьми, так называемые горизонтальные связи, напротив, слишком слабые, говорят психологи.

Подкинуть дровишек

Но если государство и государственные СМИ и не являются первопричиной уровня агрессии, то уж точно не снижают его, отмечает заведующая лабораторией интернет-исследований ВШЭ Елена Кольцова. «Конструирование врага в СМИ помогает сплачивать и преодолевать некоторые общественно-психологические проблемы. По крайней мере с точки зрения тех, кто такую политику исповедует», — говорит она.

По словам эксперта, граждане России разделились на две несообщающиеся группы. Начались эти процессы после выборов 2012 года и массовых выступлений оппозиции.

Поляризацию мнений и разделение общества многие могут наблюдать на примере собственных френд-лент в социальных сетях. «Раньше люди делились впечатлениями. Теперь они делятся на eco chambers, комнаты единомышленников, из которых они все реже выходят, — рассказывает Елена Кольцова. — Все общаются со своими единомышленниками и отвыкают от общения с оппонентами. А когда все-таки сталкиваются с ними — возникают агрессивные и конфликтные ситуации. И каждая из этих групп внутри себя некритически воспроизводит определенные стереотипы. Стереотипы разные — то ли мы встаем с колен, то ли все плохо, — а уровень некритичности одинаков». Толерантность — слово в России ругательное: сдержанного и терпимого отношения к чужому мнению не видно ни с той, ни с другой стороны. А чем более архаичны коммуникации в обществе, тем оно менее комфортно и менее эффективно, резюмирует Елена Кольцова.

Его пример другим наука

К государству есть претензии не только по части СМИ. «Основная функция элиты — подавать нравственный пример. Если она подает такой пример, то может спрашивать с подданных, — говорит писатель Андрей Константинов. — А когда такого примера государство не подает, то мы ему отвечаем: да идите вы. Кто вы такие, чтобы нас поучать? Сколько вы жен поменяли, сколько на враждебном Западе дач понакупали?»

Элита (в кавычках или без) говорит одно, а делает другое. Формально существуют одни законы, а работают другие. Все это создает и в бизнесе, и в обществе ситуацию неопределенности и неясности. Может быть, пронесет. А может быть, и нет. Может быть, ты договорился. А может быть, они передумают. Даже неформальные законы все время меняются. И если удалось что-то получить — надо бы бежать побыстрее, пока не отняли. Какой уж тут инвестиционный климат! Какая социальная стабильность!

Что делать

Что делать со всеми этими скверными тенденциями? Опрошенные «ДП» эксперты предлагают три очевидных рецепта: уважение к закону, развитие культуры и поиски позитивной самоидентификации. Владимир Васильев приводит в пример дорожные конфликты: «У нас в подавляющем большинстве таких ситуаций сразу происходит обращение на «ты». А это уже определенный сигнал перехода границ. И такое поведение воспринимается как норма. А в Европе люди спокойно выходят, вежливо общаются. Они похожи на старых знакомых». Все потому, что европейцы куда в большей степени уверены в справедливости будущего судебного решения, объясняет эксперт. Кроме того, в западных странах, в отличие от России, за грубое поведение почти наверняка придется отвечать.

В нашей полиции на рассказ о том, что вас оскорбили, ответят, скорее всего, пожатием плеч. Агрессия воспринимается как нечто привычное и неизбежное. А на Западе за оскорбление можно получить реальный срок, и участники ДТП об этом прекрасно знают.

«От государства требуется осмысленная, разумная внутренняя политика. Хотелось бы, чтобы оно уже набрело на какую-то идеологию, какую-то стратегию, чтобы была какая-то программа: кто мы такие, чего мы хотим добиться и что для этого нужно делать, — рассуждает Андрей Константинов. — Иначе получается, что мы плывем непонятно куда и говорим, что плыть — это хорошо. Проблема в том, что государство пока не может определиться: если оно строит олигархический капитализм для немногих, то вслух об этом сказать нельзя. Поэтому складывается странная ситуация. Надо прояснить маршрут, а не получается».

Однако есть основания сохранять оптимизм. Сравнение ни с 1991 годом, ни с 1998-м, по мнению главы Hansa Group Олега Баркова, некорректно: уровень достатка стал заметно выше. В начале 1990-х катастрофические социальные изменения происходили мгновенно, а сейчас — постепенно. И граждане, прошедшие школу как минимум двух кризисов, куда спокойнее проходят через третий.

Говорить о «возвращении 1990-х» неуместно, соглашается Андрей Константинов: «У нас принято прямо увязывать агрессивные настроения с экономическими проблемами. Это неверно. В 1990-е годы экономические проблемы совпали с идеологическим сломом и с эпохой бандитских войн, распределения и перераспределения собственности. Но с тех пор выросло новое, более адаптивное поколение, и нет внутренней криминальной войны, потому что вести эту войну некому и не с кем». Граждане, добавляет Константинов, ведут себя подобающе: «Хотя элита и не подает нравственного примера, народ не ссучивается. Это отрадно».

Вот и Андрей Лушников не собирается усиливать охрану. Объясняет: если завести еще одну собаку, могут отравить, и ее будет жалко намного больше, чем снегоход. Если же дать охраннику пистолет, то последствия могут быть прискорбнее, чем кража. А вот новый снегоход бизнесмен себе непременно купит.