Обозреватель Андрей Архангельский сходил в кино на фильм "Монах и бес" и решил, что, по мнению авторов, единственное, на что можно надеяться в России, — это чудо.
На монахе Иване (Тимофей Трибунцев), который стучится в двери монастыря, время от времени вспыхивает искорками одежда. Настоятель (Борис Каморзин) понимает, что дело нечисто; он дает странному монаху сложные послушания, но все они выполняются исправно. На вопрос о самом страшном грехе монах отвечает: "Люблю все на свете — от кузнечика до врагов церкви православной". Случаются тут и чудеса, но, как всегда у сценариста Юрия Арабова, интеллигентные, со вкусом. Главным чудом можно считать случайный приезд царя (Николай Первый) — здесь история приобретает черты сказа. Чудесная починка английской рессоры с помощью слюны отсылает нас к известной истории о Левше. Наконец начинается бытийная часть фильма: Ивана соблазняет бес по имени Легион.
В основу истории положено житие Ивана Новгородского XII века: монах поймал в рукомойнике беса и пообещал отпустить, если тот свезет его в Иерусалим. Режиссер, однако, не боится рассказывать эту историю с усмешкой, без назидательности и натуги; его монах и реалистичен, и даже физиологичен — подчеркнуто человечен. Монах, сумевший перевоспитать беса — но погибший от плетей местного городового: социальное и духовное в фильме переплетено ровно в той мере, в какой это нужно авторам для ненавязчивой морали и светской проповеди.
Баланс между социальной критикой и благостью тут соблюден в полной мере, особенно в момент встречи царя и монаха. Мы видим ровное сияние двух светил — духовного и светского — высшая власть в России, как известно, тоже сакральна. Оба сияния тут не перебивают друг друга, а сплетаются в симфонию, как было принято писать в ХIХ веке. Этот эпизод решен с той присущей российскому кино последних 15 лет элегантностью, когда его можно понять и как тонкую критику действующей власти, и одновременно — как мистическое смирение с ее греховностью. По сути, авторы призывают нас смириться с самой русской действительностью — не самой симпатичной, но данной свыше — а потому неизменной.
Не обошлось и без критики толерантности: Легион (Георгий Фетисов) выглядит как утрированный революционер радикального толка (признать, что революции в России были порождены внутренними причинами, а не внешними, авторы, несмотря на весь их либерализм, все–таки не могут). Ключевое слово в его речах — "эмансипация" — чтобы было понятно, откуда все беды. Здесь авторы критикуют так называемые западные ценности. Но тут же — для баланса — представлен в комическом свете и настоятель монастыря, который предлагает царю "отказаться от дорог, чтобы к нам неприятель не мог добраться", то есть достается и "курному консерватизму".
Вполне хорошая история, но все равно есть в ней что–то натужное. Вероятно, дело в изначально ложной посылке, на которой авторы основываются: единственное, на что мы можем надеяться в России, — не на себя и даже не на "дух", как можно было бы подумать, а на чудо. Все, что с нами случается — и плохое, и хорошее, — все в руках высшей воли. И это, конечно, печальный вывод — что за 150 лет в этом смысле, с точки зрения авторов, "ничего не изменилось".
