Прослушав заявление президента о том, что США должны компенсировать России ущерб от санкций, экономист Дмитрий Прокофьев решил подсчитать, насколько же велик этот ущерб.
Вопрос о санкциях и их цене для российской экономики в последнюю неделю снова оказался в центре внимания. Любопытно, что последние 2 года официальная позиция предполагала, что санкции не только не нанесли ущерба экономическому развитию страны, но даже оказались в какой–то степени полезны. Но кто может ответить на этот вопрос так, чтобы мы могли узнать правду?
Ответит экономическая статистика. И начать ответ следует с изучения тех показателей, которые отражают место России на мировой экономической карте. Границы на этой карте часто не совпадают с границами политическими, и экономическая мощь и влияние страны не являются производными от размера ее территории и даже от численности населения.
Первый показатель — доля российского ВВП в мировой экономике. Самая лояльная оценка здесь — 2%. На самом деле правильнее говорить о полутора процентах, но об этом можно будет уверенно заявить по итогам 2016 года. На статус резервной валюты рубль претендовать не может в силу того факта, что объем расчетов в российской валюте не превышает 0,2% от общего объема расчетов. Никто в мире не видит смысла в запасах рублей, если они вдруг кому–то понадобятся — их купят, причем без малейших затруднений. Объем отечественной внешней торговли не превышает $300 млрд в год. Для сравнения: это сопоставимо с товарооборотом между Южной Кореей и Китаем. И для Китая наша страна вовсе не стратегический партнер в смысле бизнеса. Просто потому, что объем российской торговли с КНР в 10 раз меньше, чем объем торговли Китая и США. И в 10 раз меньше, чем объем торговли Китая и Евросоюза.
Вообще–то именно ЕС является ключевым покупателем и продавцом для России, товарооборот здесь достигает сейчас $150 млрд. Но продуктовое эмбарго Европу не напугало, что бы там ни говорили по телевизору.
Опять же в силу несложной арифметики — импорт пищевой и сельхозпродукции в Россию из ЕС в докризисные годы находился на уровне $10 млрд в год, составляя порядка 3% от общего оборота. Он, разумеется, сократился. Однако это никак не означало разорения европейских фермеров. Во всяком случае статистика объемов продаж на европейских рынках продовольствия фиксирует рост, причем заметный, порядка 4–5% в год. И Польша, бывшая до санкций основным поставщиком яблок в Россию, сумела увеличить свой яблочный экспорт чуть ли не на 7%, восстановив все потерянное.
С продуктовыми санкциями вообще интересная история. Им мы обязаны ростом цены на отечественные продукты питания, причем значительным. Безусловно, сельское хозяйство увеличило объемы производства, однако следует помнить, что доля российского агропрома в отечественном ВВП не превышает 3%, а его вклад в бюджет и того меньше — 1%. Если бы кто–то задался целью помочь отечественным аграриям, он бы вообще освободил их от налогов.
Так вот, расцвет индустрии общепита, который мы наблюдаем на улицах нашего города, стал возможен благодаря росту цен на отечественные продукты. В какой–то момент стоимость условного "обеда на улице" приблизилась к стоимости такого же обеда, приготовленного дома, — с учетом цен на продукты и затрат времени. Покупатель это заметил и понес деньги рестораторам, а поставщиками рестораторов стали региональные фермеры. Правда, этот эффект проявился разве что в Санкт–Петербурге и стал обратной стороной общего падения доходов — ни на какие более затратные развлечения, чем посиделки с пивом, денег у большинства не хватает.
Можно было бы порассуждать о так называемых "технологических санкциях", которые теоретически могли бы затруднить добычу нефти российскими компаниями на северных месторождениях. Но… только теоретически — потому что никто не собирается добывать нефть в Арктике при продажной цене $50 за баррель. Санкционные ограничения на так называемые "технологии двойного назначения", которые могут создать проблемы российскому ВПК и экспорту вооружений? Опять же, мы говорим о теории, потому что весь разрекламированный российский оружейный экспорт составляет порядка $14 млрд в год. В сравнении с нефтью и газом это вообще ни о чем, единицы процентов.
Остаются несколько российских компаний, которых санкции действительно лишили возможности привлекать зарубежное финансирование. Но эти компании никак не являются становым хребтом российской экономики, несмотря на личное богатство их акционеров. Или мы чего–то о них не знаем?
