Дефолт благотворящий. Почему экономический кризис 1998 года стал спасением для экономики

Двадцать лет назад, в августе 1998–го, то, что упрощенно называют дефолтом (хотя девальвация рубля была куда важнее, чем прекращение платежей по гособязательствам), нанесло смертельный удар по государственной системе, построенной Ельциным и его сподвижниками. Исторические 90–е годы закончились именно в этот день.

Несмотря на то что происшедшее виделось как позорный крах, экономическая благотворность дефолта не поддается описанию. Девальвация свела разошедшиеся балансы. А созданное вопреки Кремлю правительство Примакова, поддержанное думскими коммунистами, переполненное непрофессионалами, но опиравшееся на здравый смысл, восстановило минимальное доверие, начав выплачивать пенсии и зарплаты, на которых прежний режим, потеряв голову, пытался "сэкономить".

Рост экспортных возможностей и наличие простаивающих мощностей стали базой для взрывообразного роста. Он начался уже в конце 1998–го. В 1999–м ВВП увеличился на 6,4%, а в 2000–м — на рекордные 10%. Всего же, если отсчитывать от последефолтного минимума, за 9,5 года, до середины 2008–го, российский валовой продукт вырос вдвое. Почти за три десятилетия нового русского капитализма это был единственный период подъема. До него хозяйство падало или стагнировало. А после, то есть в последние 10 лет, ВВП вырос всего на несколько процентов. Но, принеся экономическое чудо, дефолт бесповоротно поставил страну на авторитарные рельсы.

До него система была, так сказать, смешанной. Кремль выступал как один из игроков, пусть и самый сильный. Правительство работало автономно в том смысле, что глава державы иногда его увольнял, но в промежутках не вникал в его проблемы. Госдума была слишком слаба, чтобы править, но достаточно сильна, чтобы блокировать попытки правительства проводить сколько–то последовательный экономический курс. Притом сам этот курс был негибким и недальновидным. Выборные губернаторы стали независимыми князьками и принялись свободно грабить свои края. А группки олигархов грызлись между собой и пытались манипулировать центральной властью.

Если бы тогдашнему режиму сильно везло, то он, быть может, шаг за шагом выкарабкался бы и привел систему в рабочее состояние, сохранив кое–какие свободы. Но везения не было. Рухнули азиатские рынки, а затем катастрофически упала нефтяная цена.

Малоисправный государственный корабль попал в бурю. Но ослепленное руководство пыталось настаивать на прежней финансовой политике, выгодной теперь уже только спекулянтам и все сильнее бьющей по массам. Чего там было больше — неразберихи, неопытности, склок или лоббистского разгула — уже не разобрать.

Так или иначе госсистема 1990–х не справилась с управлением и обвалилась. И на обломках все начали искать сильную руку. Свобода 1990–х стала выглядеть как спутник беды, а сами эти годы — как "проклятые". Железного порядка требовали массы. По нему тосковала бюрократия. К нему призывала "оппозиционная" КПРФ. Вопреки своим корпоративным интересам к нему взывали даже губернаторы.

Оставалось определиться, из каких кругов придет вождь и какой будет его фамилия. Через год премьером и наследником Бориса Ельцина стал Владимир Путин.

Все хотели порядка, но никто не предвидел, каким станет этот порядок через 20 лет.

Додефолтную систему бомбардировали вопросами, а она, не находя ответов, пыталась править, игнорируя их. Система сегодняшняя фонтанирует ответами, не дожидаясь вопросов. Но тоже стоит на своем, что бы ни происходило внизу. Не скажу, что круг замкнулся, однако признаки сходства накапливаются.