Мэр Екатеринбурга и основатель фонда "Город без наркотиков" Евгений Ройзман приехал в Петербург в качестве писателя. В интервью "ДП" Ройзман рассказал о том, как можно победить наркоманию,и кто этому мешает, а также о своей новой книге.
Евгений, как вы создали "Город без наркотиков"?
— В 1999 году у нас в Екатеринбурге была наркокатастрофа. Чтобы было понятно, как это выглядело: парни 1979 – 1980 годов рождения не играли ни в футбол, ни в хоккей, ни на первенство города, ни на первенство области. Не из кого было набирать команду. У нас были районы в городе, где половина парней — наркоманы. В центре города находился огромный цыганский поселок, где в поисках наркотиков бродили тысячи людей. Наркоманов же видно сразу — у них удивительное сочетание озабоченности и полной праздности. В этом поселке торговали практически в каждом доме. Одним из самых ярких примеров этой наркокатастрофы была дорога от автовокзала до цыганского поселка. На всем протяжении дороги — а это километра полтора — стояли девки–проститутки, героиновые наркоманки, стояли настолько плотно, плечом к плечу, что их в народе назвали "забором". Сейчас это звучит дико, но тогда это было в порядке вещей. Было страшно. Я видел всякие смерти, видел сгнивших заживо от передозировки людей, но никогда не видел, когда вот так стоят. После того как я своими глазами увидел это, отступать было некуда. Первая мысль: минуточку, а я–то кто такой? Это мой город, я здесь родился, вырос. Так началась совершенно голливудская история простых парней, которые объявили войну наркоторговцам. Это была настоящая война, на которой стреляли и дома горели, война, которая началась совершенно спонтанно.
На сегодняшний день "Город без наркотиков" — это самая авторитетная в России организация по борьбе с наркотиками, за ней порядка 6 тыс. успешных операций против наркоторговцев, тысячи спасенных людей. Мы создали прецедент, показали всем, что можно сопротивляться.
Как вы лично начали борьбу?
— Для меня лично посыл был очень простой. Я родился на "Уралмаше", замечательный такой район Екатеринбурга. Была семья, дочка маленькая, дом, где я прожил 40 с лишним лет. Там начало происходить что–то страшное. Заходишь в подъезд — в углу наблевано, какие–то люди, под ногами шприцы хрустят. Я раз их выгнал, другой раз выгнал, потом начал бить. Но ничего не меняется. Машину возле дома оставить невозможно. Я не мог понять, что происходит, я же нормальный человек, никогда с этим не сталкивался. А потом мне подсказали: похоже, Женька, в подъезде кто–то наркотиками торгует. Я узнал кто. Зашел туда, в дверь позвонил, мне открыл молодой парень. Я ему говорю: "Не торгуй больше наркотиками". Он: "А чё?" — я ему: "А ничё". Ну ладно, он закрыл дверь.
Вечером в 11 часов звонок в мою дверь. Открываю, стоит капитан милиции, с ним два омоновца с автоматами. Говорят мне: "Ну что, кто запретил здесь наркотиками торговать?" Пройдемте, говорят. Увезли меня в отделение, продержали пару часов. "Ты понял?" — говорят. "Понял", — говорю. Вернулся домой, в голове побелело от злости. Привезли парни сварочный аппарат, и мы этому наркоторговцу заварили дверь по периметру, отрезали звонки все, телефоны. Он у меня там сидел неделю, как Челюскин на льдине, а потом съехал и больше не появлялся. Я подъезд очистил, и у меня стало нормально.
И вдруг до меня дошла простая вещь: я, обычный человек, могу справиться с этим в своем подъезде. Если я договорюсь с мужиками, мы не дадим торговать наркотиками в своем дворе. Если мы решимся, мы не дадим торговать наркотиками в своем городе. Вот вся идея фонда "Город без наркотиков". Это очень просто.
Когда я с детьми разговариваю, я говорю: другой страны у нас не будет. Бежать нам отсюда некуда, бояться мы не имеем права, и запомните простую вещь: сам не сделаешь — никто не сделает.
А зачем решили книгу написать?
— Первое издание вышло еще в 2004 году тиражом 50 тыс. экземпляров, но сейчас это библиографическая редкость. Эта книга есть во всех подразделениях по борьбе с наркотиками, она есть во всех лагерях, ее прячут от шмона, читают украдкой, она работает до сих пор.
Новая книга немножко другая. В нее вошел материал с 2005 по 2014 годы, а две новеллы я взял из первой книги, чтобы показать, с чего мы начинали.
Эта книга вся построена на фактах, здесь нет ничего придуманного, все, что здесь написано, было на самом деле, но жизнь выдает такие сюжеты, что Шекспир от зависти удавится.
Когда эту книгу читают люди, особенно с 13 до 20 лет, она вырабатывает стойкое антинаркотическое мировоззрение, она и для родителей полезна. Но для меня важно, что это не агитка, это литература.
Дима Быков прочитал, сказал, что это очень серьезно, что это роман нового типа, здесь есть сквозной сюжет, но для меня важно даже не это, хотя мне это льстит, а то, что благодаря издательству в книге есть памятка для родителей.
Это очень жесткая памятка, и она важна, потому что родители, как правило, обо всем узнают последними. Она выстроена так, чтобы родители с одного взгляда могли увидеть, в чем опасность, и понять, что делать.
Не собираетесь написать еще и художественную книгу?
— Нет. Я сейчас делаю книгу, которая будет называться "Хроника города без наркотиков", там будет без купюр все, что я на эту тему написал за 9 лет. Первая книга родилась немножко по–другому. Я делал бюллетень, и мне было скучно писать одно и то же. Порой у нас было по 100 операций в месяц, и писать каждый раз: "Задержан такой–то" — было скучно. Тогда я вместо "задержали" пишу "шмякнули", "спендеплючили", "приделали", "хлопнули" — русский язык оставляет достаточно свободы. Тут же появились эстеты, которые сказали, что так нельзя. Ну, спасибо, вы мне расскажете, как можно и как нельзя… Это мой родной язык, я им владею в совершенстве, и, если бы я разводил розы и фиалки, у меня была бы соответствующая лексика! Если лексика соответствует предмету, все нормально. Вообще–то я по образованию историк, исследователь, моя настоящая тема — это горнозаводской Урал.
Насколько часто вам угрожают?
— Наркоторговцы не угрожали мне никогда в жизни. Все угрозы всегда исходили от коррумпированных силовиков. Наркоторговцы могут быть свирепыми в своей среде, между своими, но их нельзя бояться. Они уходили в тюрьму, они плакали, выли, рыдали, прощения просили, но они никогда голову не поднимали. Наркотиками можно торговать только с ледяной головой, смотреть, где прибыль, какие риски. А мы же не мальчики для битья, мы в своем городе, и они ни разу не поднимали голову. Но, когда против нас что–то готовилось, когда нас хотели убить, это всегда были коррумпированные сотрудники правоохранительных органов. Чтобы уровень был понятен: в 2005 году я был депутатом Госдумы, и мне написал опер, майор, как они собирались меня убить, куда они планировали тело прятать. Операцией руководил полковник, начальник одной из служб. Я Грызлову принес, в Думу, говорю: ну что, Борис Вячеславович, вот ваши, ознакомьтесь, посмотрите… Он за голову схватился. А вторая история связана с бывшим прокурорским, который сидит сейчас как организатор заказных убийств. Кто–то из полицаев сливал ему мою прослушку, всю мою геолокацию, мои контакты.
Ваш подход многие считают слишком жестким…
— Ты же должен людей как–то настроить, хотя порой не знаешь, как твое слово отзовется. У меня была такая история. 2000 год, сидим в фонде. Приезжают какие–то могучие парни, говорят: у нас в городе торгуют наркотиками, везде торгуют, под окном у мэра торгуют. А у них город небольшой совсем, 20 тыс. человек. Я смотрю: свирепые, серьезные парни, говорю: вы что, сами справиться не можете? Они говорят: как? А я им: ну, возьмите палки и перебейте всех. Они призадумались, пошевелили извилинами, попрощались.
Через месяц приезжают довольные, говорят: все, у нас не торгуют больше в городе. Я спрашиваю: как это? Они говорят: мы взяли палки да перебили всех. Нормально, думаю, я жег глаголом. А с другой стороны, человек, торгующий наркотиками, должен понимать, что на него распространяются все санкции отцов и матерей! Да, книга нетолерантна, я отдельно писал о таджиках, как у них выстроена торговля, отдельно об азербайджанцах, отдельно о цыганах. Но, когда мне начинают предъявлять претензии, я говорю: когда приезжие торгуют наркотиками, их называют оккупантами и относятся как к оккупантам. Когда торгуют наркотиками те, кто здесь родился и вырос, то это предатели, и с них спрос как с предателей, то есть в 10 раз строже. Но кто бы ни был наркоторговец по национальности, он людоед.
Сейчас вступает в силу закон о принудительном лечении наркоманов. Окажет ли он влияние на ситуацию?
— С 25 мая вступил в действие закон не о принудительном лечении, а о "наделении судей дополнительными полномочиями по вовлечению в реабилитацию наркозависимых". А это очень половинчато. Принудительное лечение должно быть очень жесткое — такое, какое не оставляет возможности двойного толкования. В таких либеральных странах, как Финляндия и Швеция, по факту принудительного лечения нет. Но, если ты пойман за рулем в состоянии наркотического опьянения, тебя никто не спрашивает, тебя отправляют на принудительное лечение. В более чем либеральной Швеции подростку достаточно быть задержанным в публичном месте в состоянии наркотического опьянения, и он без вопросов уезжает на принудительное лечение. Все своих граждан спасают и оберегают.
На сегодня в мире признана самой эффективной практика американских наркосудов. Человек, пойманный даже с самым незначительным количеством наркотиков, получает выбор: или идти в тюрьму, или лечиться. На первой стадии амбулаторно, но, если что–то нарушил, — стационар, очень жесткий. Реабилитация наркоманов возможна при наличии двух условий: закрытое помещение и территория, гарантированно очищенная от наркотиков. Только после этого можно применять методики — Назаралиева, Маршака, 12 шагов, 112 шагов. Но закрытого помещения не будет, пока не будет принят закон о принудительном лечении. Потому что помещенный туда человек придет в себя и скажет: до свидания, и его никто не имеет права задержать, ни один главный врач не может дать своим сотрудникам такого указания. Они все это знают, поэтому прямо там и колются.
