В мае 2018 года газета "Деловой Петербург" отметит свое 25-летие. Каждую неделю редакция рассказывает о самых интересных событиях, случившихся в городе в те далекие годы, когда Петербург только начинал обретать черты известного нам сегодня мегаполиса и центра деловой жизни. Многие имена и названия компаний, отметившихся на страницах нашей газеты в 1990-х годах, хорошо знакомы и сейчас. Причем не только таким же ветеранам делового Петербурга, как мы, но и новому поколению бизнесменов.
1994 год
В октябре 1994 года "ДП" опубликовал большую разгромную статью о проблемах продажи на торгах Фонда имущества городской недвижимости. Суть их сводилась к следующей формулировке - "установление монопольного контроля над первичным рынком муниципальной недвижимости группой коммерческих фирм". Кроме того, налицо присутствовало "систематическое занижение продажных цен" и "регулярный срыв торгов в результате "загона" цен".
Глава Фонда имущества Валерий Краснянский отменил ближайшие торги 19 октября и уехал "для консультаций" в Москву.
По информации "ДП", 70% всех объектов на торгах доставались группе компаний и физлиц так или иначе связанных с корпорацией "ОГГО". Цены, по которым уходили объекты, сегодняшнего читателя впечатлят: магазин на Краснопутиловской улице – $78 за м2, на Декабристов - $61, на Марата - $13, Лахтинской - $12, а вершиной этого пира муниципальной щедрости стал магазин на Бухарестской, который был продан по цене $4 за м2.
Редакция в своей статье обращала внимание, что в реальности все эти сделки были фактически заключены задолго до торгов. Что представители структур "ОГГО" (с "группой сопровождения") встречались со сторонними претендентами на объекты и убеждали их отказаться от своих планов. Если же "договориться" не получалось, то уже на самих торгах цена "загонялась" до астрономических сумм. По меркам тех лет это было, к примеру, $1170 за каждый из 82 м2 в мастерской на Малой Зеленина. По таким ценам тогда приватизируемые объекты не продавались и не покупались, и смысл "загона" был лишь в том, чтобы не дать конкуренту получить их.
Редакция делилась с читателями информацией о том, что зачастую "ОГГО" покупало объекты уже не для себя, а выступало лишь посредником. Причем, его участие и оплата услуг было чуть ли не необходимым условием: без этого ни одного объекта никому бы не удалось купить.
Примечательно, что в "ДП" дал возможность высказаться в статье и представителям "ОГГО". Так, начальник отдела недвижимости корпорации Евгений Шавров даже сетовал на несовершенство правил: мол, слишком уж маленькие суммы залогов, которые теряет недобросовестный покупатель, "загоняя" цену. Также он отмечал необходимость серьезно увеличить стартовую цену на объекты. Еще одним рецептом от сговоров и нечестных торгов от Евгения Шаврова было страхование каждой поданной на конкурсах заявки.
Могло сложиться ощущение, что в "ОГГО" не меньше журналистов расстраиваются из-за "монопольного контроля" на торгах. Более того, заместитель гендиректора корпорации Александр Аймаутов даже рассказал о мошенниках, которые пользуются визитными карточками топ-менеджеров компании для запугивания конкурентов и очернения честного имени его фирмы.
Простым петербургским обывателям бренд "ОГГО" был неплохо знаком. Массовая скупка старых советских магазинов позволила фирме анонсировать создание крупной сети продовольственных магазинов. Под этот проект были выпущены векселя корпорации, раскупленные простыми горожанами на сумму свыше 5 млрд рублей (почти $2 млн). Вроде бы на эти деньги планировалось закупать товары, а проценты по векселям выплачивать за счет прибыли от торговой наценки. Это немного странно, ведь когда в 1995 году сеть потерпела крах, оказалось, что все продукты в магазинах были взяты "на реализацию", то есть "ОГГО" за них не платила. К тому же собственно магазины, над которыми красовались вывески "ОГГО" (несколько десятков), совершенно ожидаемо оказались не в собственности корпорации, а оформлены на совсем другие компании. Впрочем, ничего удивительного в этом не было – на торгах Фонда имущества "ОГГО" тоже никогда не выступало покупателем, а каждый раз создавало отдельные фирмы: "Смайл", "Рост", "Сити", "Омега".
Другим проектом "ОГГО", рассчитанным на широкую публику, был выпуск автомобильных опционов. Покупая их, петербуржцы вроде как получали право получить через определенный срок (как правило, несколько месяцев), автомобиль "Жигули" по цене на 30% ниже расценок "АвтоВАЗа". Таких бумаг было выпущено уже на 15 млрд рублей, и нет нужды говорить, что машины получили только первые покупатели, а остальные стали жертвами самой банальной финансовой пирамиды.
Неудача с опционами и крах "Трейд банка", в котором "ОГГО" держал деньги, привели к крушению хорошо работающего и приносящего хорошие деньги финансового бизнеса, и после 1995 года компания, по сути, прекратила существование. Вопрос, что произошло с десятками и даже сотнями объектов недвижимости, скупленными на торгах Фонда имущества, тогда остался за скобками. Под контролем "ОГГО" к тому времени оказались и несколько промышленных предприятий, включая оборонные.
В 1994 году "ДП" как-то не стал про это писать, но вообще-то кто такие были истинные владельцы "ОГГО", почему им так все легко удавалось, и кому достались магазины после закрытия обанкротившейся юридической оболочки этого бизнеса, было секретом Полишинеля.
Падение "ОГГО" началось почти сразу после драматичного и живописного убийства одного из самых уважаемых в бизнес-среде тех лет предпринимателя Николая Гавриленкова. Его расстреляли из автоматов мотоциклисты, а брат погибшего Виктор Гавриленков отстреливался во время покушения их же оружием и даже сумел ранить одного из нападавших.
Николай Гавриленков, выходец из Великих Лук, числился коммерческим директором "ОГГО", хотя у него "ДП" комментариев не брал. Он вообще был не слишком медийной персоной, хотя и весьма известной. Его основными партнерами еще с конца 1980-х, а позже – конкурентами – стали не менее известные в Петербурге предприниматели: выходец из Тамбовской области Владимир Кумарин, заслуженный тренер по боксу общества "Трудовые резервы" Михаил Глущенко и другие. Так что рассказ Александра Аймаутова о том, что визитными карточками топ-менеджеров "ОГГО" можно было пугать контрагентов, звучит очень правдоподобно.
Бизнес Николай Гавриленков начинал с торговли алкоголем, в дальнейшем стал администратором в легендарном кафе "Роза ветров" на Московском проспекте, этой кузнице кадров для будущей элиты городского бизнеса. Уже после его смерти в СМИ были "слиты" оперативные документы городской милиции, в которых черным по белому было написано, что якобы "лидеры т.н. "Тамбовского преступного сообщества" используют АОЗТ концерн "ОГГО" и, в частности, его руководителей - Орлова С.К. и Аймаутова А.Е. для отмывания денежных средств, полученных ими от совершения преступлений. На эти деньги Орлов и Аймаутов скупают недвижимость в Санкт-Петербурге, являясь на сегодняшний день владельцами более 100 объектов недвижимости".
Этот документ, датированный августом 1997 года, если не считать его фальшивкой, указывал на то, что даже после формального краха "ОГГО" продолжал активно работать на рынке недвижимости. К тому же, получалось, что контроль над его активами перешел к давним конкурентам Николая Гавриленкова, ведь его смерть хорошо знакомые с историей города петербуржцы называют прямым следствием конфликта "великолукских" с "тамбовскими".
Дополнить живописную картину бизнес-среды Петербурга в 1994 году можно другой статьей "ДП" из октябрьского номера: "Бьют железнодорожников". Речь идет о зверском избиении Геннадия Кузнецова, замначальника по международным перевозкам Октябрьской железной дороги. Газета писала, что напали на него в подъезде дома, а после того, как он потерял сознание, преступники забрали дипломат с документами, хотя ценности и деньги оставили. Поскольку покушение произошло в пятницу вечером, в кабинет Кузнецова коллеги зашли только в понедельник – и обнаружили, что кто-то пытался туда проникнуть: стекла в окне были разбиты, но помогла решетка на окнах. Налицо все признаки того, что покушение было прямо связано с работой Геннадия Кузнецова. Спустя двое суток он умер, не приходя в сознание.
О том, что с международными перевозками на ОЖД было не все так просто, стало известно задолго до покушения. Еще в 1992 году разразился скандал: Геннадий Кузнецов переводит валютную выручку в некое российско-финское СП "Хелен". Это дало повод заподозрить его в чем-то очень нехорошем, но формально Геннадий Кузнецов пошел на такой шаг чисто из соображений интересов ОЖД. Дело в том, что тогда ОЖД не была самостоятельной организацией и своего валютного счета не имела. По сути, вместо отправки ценной валюты в московский хэд-офис министерства путей сообщения (РЖД тогда еще не было), Кузнецов придумал хоть и спорный юридически, но очень полезный для городских железнодорожников способ оставить деньги себе. Так что по итогам скандала его даже не уволили, хотя и понизили в должности.
За пару месяцев до Геннадия Кузнецова нападениям подверглись многие сотрудники ОЖД: главный инженер локомотивной службы дороги, главный инженер грузовой и коммерческой службы, заместитель начальника службы движения. Но хуже всего до октября 1994 года пришлось начальнику станции Ленинград-Пассажирский Финляндский Сергею Юрченко. После нападения он несколько месяцев находился в больнице и был обречен на инвалидность.
Очевидно, что в начале-середине 1994 года зарубежные перевозки ОЖД (в первую очередь в Финляндию), стали предметом пристального интереса одной из коммерческих структур или даже нескольких сразу. В терминологии тех лет это как правило означало попытку каких-то бандитских группировок взять под контроль прибыльный бизнес.
Чуть позже, в 1996-1998 годах массовый террор развернется против руководства уже морского порта Петербурга. Будут и погибшие, и искалеченные, а городские легенды будут потом приписывать главную выгоду от всех этих ужасов структурам Ильи Трабера. Сплетники договорятся до того, что станут называть этого предпринимателя чуть ли не партнером и старшим товарищем самого главы комитета по внешним связям Петербурга Владимира Путина. Чушь, конечно, все это, но факт остается фактом: в середине 1990-х годов Петербург стал ареной битвы за стратегические и инфраструктурные мощности.
Еще одним очень показательным явлением тех лет стал дефицит бензина. Как раз в статье "ДП" в октябре 1994 года рассказывалось об очередном витке кризиса.
При СССР весь Петербург и окрестности исправно снабжались бензином с Киришского НПЗ. В начале 1990-х на заводе стал возникать дефицит, как поговаривали, из-за резко выросшего объема бензина, отправляемого на экспорт.
Как тут не вспомнить скандальную программу "Сырье в обмен на продовольствие", по которой городская мэрия получила право посылать на запад крупные объемы бензина и дизтоплива. Формально за это город получал мясо, масло, сахарный песок и т.п., однако были ли их объемы равнозначны по цене экспортируемым нефтепродуктам – большой вопрос. Есть свидетельства того, что компании, уполномоченные мэрией вести эти бартерные операции, получали гигантские комиссионные – до 50% от стоимости проданного бензина, леса и цветных металлов. Соответствующим образом, видимо, должны были сокращаться и объемы поступавшего в город продовольствия.
Правда это или нет, для конкретно этой истории не так важно, как и то, какова была роль в программе главы комитета по внешним связям Владимира Путина. Факт в том, что больше бензина Киришский НПЗ производить не стал, а объемы экспорта выросли. Соответственно, горожанам стало доставаться меньше.
Масла в огонь добавлял и конфликт городских властей с руководством "Сургутнефтегаза". Именно ему решением Бориса Ельцина были переданы почти все советские нефтепродуктовые активы в регионе: и НПЗ, и нефтебазы, и сеть АЗС. Однако многие петербуржцы (да и приезжие из центральных регионов) мечтали взять под свой контроль распределение дефицитным товаром, да и сам этот товар. Эти самые петербуржцы оказались для Анатолия Собчака и его заместителей куда ближе, чем далекие и неприветливые сургутские нефтяники, и Смольный начал планомерную борьбу с гегемонией "Сургутнефтегаза", которая в итоге привела к потере им контроля и над нефтебазами, и над сетью АЗС.
В какой мере Собчак и его приближенные, а также приближенные этих приближенных смогли взять под свой контроль сам Киришский НПЗ – вопрос дискуссионный. Но то, что именно поставки нефтепродуктов стали трамплином для некоторых предпринимателей, которых теперь в публицистике зовут "друзьями Путина", - тоже научный факт.
Конфликт Смольного с "Сургутнефтегазом" не добавлял стабильности на городском рынке бензина. К осени 1994 года ситуация накалилась из-за того, что Кириши перестали отпускать сетям АЗС бензин в кредит. Сложилась патовая ситуация: чем меньше бензина продавали заправки, тем меньше выручки собирали, и тем меньше бензина они могли купить на эти деньги в следующий раз. В результате за короткое время объем реализации у крупнейших сетей упал в три раза. Ситуацию усугубили слухи о грядущем резком подорожании топлива. Следует отметить, что стоимость Аи-92 осенью 1994 года составляла всего 400 рублей за литр, то есть меньше $0,15. Это как если бы сейчас бензин стоил 8,5 рубля за литр, а не 40 рублей, как он стоит на самом деле. Так что то, что повышение цен на бензин неизбежно, ни у кого не вызывало сомнений, и оптовики бросились скупать его на нефтебазе "Ручьи" - крупнейшей базе в регионе, снабжавшейся напрямую из Киришей. Причем, на фоне резкого дефицита на городских заправках, объемы продаж в "Ручьях" даже выросли в те дни примерно на 30%. И представители нефтебазы говорили, что готовы удовлетворить любой спрос – лишь бы деньги платили вперед.
Именно оптовики тогда и стали основными выгодоприобретателями бензинового кризиса. Ведь купив бензин по старым ценам и придержав его, создав дефицит, до тех пор, пока он не подорожает, они могли рассчитывать на прибыль в несколько сотен миллионов рублей – десятки и сотни тысяч долларов. По информации "ДП" тех лет, в бензиновый кризис осени 1994 года оптовой скупкой бензин занималось свыше 50 фирм и даже частных коммерсантов, совершавших, таким образом, неформальные фьючерсные сделки. Им предстояло точно рассчитывать, сколько будет стоить бензин через неделю или через месяц, и не прогадать с ценой. По факту сам бензин при этом вообще никуда не передвигался, а так и оставался в цистернах на нефтебазе до тех пор, пока его не перепродадут через несколько рук оператору сети АЗС.
Еще одной интересной новостью в октябрьском номере "ДП" в 1994 году стала заметка о начале выпуска компанией "ЛЭК Estate" суррогатных ценных бумаг – "флэтполисов". До этого компания Андрея Рогачева занималась сперва производством экологического оборудования, а затем стала играть на рынке недвижимости и постепенно пришла к достройке "незавершенки" - брошенных с советских времен жилых домов. Это было намного более прибыльным делом, чем строительство жилья с "нуля" за счет экономии на многочисленных отчислений в городскую казну, удваивающих себестоимость квадратного метра. К 1994 году "ЛЭК" мог похвастаться 20 сданными домами и опытом финансирования проектов за счет продажи своих ценных бумаг.
Как раз к этому времени "лицом" "ЛЭКа" уже стал молодой менеджер Павел Андреев. Как позже рассказывал Андрей Рогачев, Андреева нашли "по объявлению", и гендиректором компании он довольно быстро стал "благодаря таланту и отличным способностям, а также настрою на победу и достижение целей".
Именно Павел Андреев взялся за распространение идеи "флэтполисов". Причем, деньги компании были нужны потому, что она решила впервые в своей истории выйти на рынок "первички". Примечательно, что "ДП" указывает, что Жилищный комитет мэрии занялся подготовкой адресной программы выделения площадей под строительство, которое пожелал финансировать "ЛЭК".
В те годы на финансовом рынке отсутствовали полноценные облигации жилищных займов. И желающим заработать в строительной отрасли небольшим инвесторам предлагались разнообразные производные бумаги: строительные контракты, жилищные полисы и т.п. Развитием этой идеи позже станут широко распространенные на рынке предварительные договоры долевого участия, договоры участия в жилищных накопительных кооперативах и другие подобные им схемы инвестирования, конечной целью которого было получение квартиры в новостройке. "Флэтполисы" были как раз из их числа, но предлагали чуть более гибкую схему. Они делились на два типа – высокого номинала, которые покупали те, кто действительно собирался таким образом приобрести квартиру, и с минимальным номиналом – от 1 тыс рублей ($0,4 по тем временам). Вторые были предназначены для спекулятивных инвестиций.
Как честно объяснял Павел Андреев, покупка "флэтполиса" даже высокого номинала не давала прямого права на получение квартиры даже в будущем. "ЛЭК" декларировал, что обменять "флэтполисы" на жилье можно будет только когда их рыночная цена вырастет до уровня цены на квартиру. Эта очень размытая и неопределенная формулировка не позволяла петербуржцам сколько-нибудь четко прогнозировать будущее своих инвестиций.
Можно было представить, что первые покупатели "флэтполисов" получали их по низкой номинальной цене, передавая, таким образом, "ЛЭКу" деньги на финансирование начальных стадий строительства. По мере продвижения проекта вероятность достройки квартир возрастала, и в момент передачи их владельцам рыночная стоимость "флэтполисов" должна была достигать максимального значения. По задумке авторов, по ходу строительного цикла цена должна была постепенно расти, колеблясь в зависимости от конъюнктуры рынка и соотношения спроса и предложения.
"ДП", в те годы последовательно боровшийся словом против разнообразных финансовых пирамид, предупреждал читателей, что гарантией строительства квартир в будущем являлось лишь честное слово учредителей "ЛЭКа" и отчеты об уже введенных домах. Ни то, ни другое, особенно в те времена, не являлось серьезной гарантией надежности.
Примечательно, что вывод "ЛЭКом" нового финансового инструмента почти совпал с одним из мрачных дней в истории российского финансового рынка – т.н. "черным вторником" 11 октября, когда рубль, плавно терявший стоимость в диапазоне от 1700 до 2500 пунктов, за один день подскочил сразу до 4000. Предпосылки для обрушения рубля были, и специалисты рынка к нему готовились. Все последние дни сентября доллар на торгах неизменно прибавлял то 35, то 155, а то и все 211 пунктов. ЦБ РФ фактически прекратил проводившиеся ранее валютные интервенции, и уже 28 сентября разница на бирже между спросом и предложением достигла огромной по тем временам суммы в $234 млн.
Петербуржцы, имевшие хоть какие-то накопления, кинулись в обменные пункты, мгновенно образовались очереди. За неделю котировки долларов в обменниках подскочили на 150 пунктов. "ДП" подсчитывал, что те, кто купил доллары в понедельник, а продал в пятницу, теоретически могли зафиксировать доходность в 400% в годовом исчислении. Спекуляция с немецкой маркой могла гарантировать и вовсе 600% годовых.
1995 год
В октябре 1995 года город накрыл новый бензиновый кризис. И если в 1992 году петербуржцы сетовали за подорожание АИ-92 до 400 рублей за литр, то спустя уже год его средняя цена по городу была 1400-1600 рублей, и поговаривали, что вот-вот придется покупать уже по 2200 рублей.
Но дело было даже не столько в цене – автомобилисты все равно так или иначе покупали бензин, главная проблема была в том, что топлива просто не было. На заправках выстраивались огромные очереди в ожидании бензовоза, который наполнит опустошенные цистерны АЗС.
Основной поставщик топлива в город, Киришский НПЗ, отчитался о поставках за сентябрь всего 11,5 тыс тонн Аи-92, при том, что суточная норма потребления Петербурга тогда была в районе 700 тонн. То есть, город получил лишь половину потребностей.
Однако, в отличие от предыдущих кризисов, в этот раз был свой колорит. Дело в том, что всю первую половину 1990-х гг. участники топливного рынка активно боролись с монополией "Сургутнефтегаза", и вот в середине 1995 года они ее побороли: почти все до единой заправки старой советской сети АЗС "Нефто-Комби" были принудительно разданы в аренду местным коммерсантам, нефтебаза "Ручьи" перешла под контроль "Петербургской топливной компании", а поставки бензина в город были диверсифицированы – топливо привозили в Петербург уже со всей России и даже из Финляндии. Иными словами, старыми страшилками про плохого монополиста, который держит автомобилистов впроголодь, уже нельзя было объяснить стремительно растущие цены и пустые АЗС.
В статье "ДП" за октябрь 1995 года давалось вполне правдоподобное объяснение очередному кризису. Дело в том, что постоянная критика в адрес Киришского НПЗ и давление на него привели с противоестественному сдерживанию цен в Петербурге. Как бы ни ругали в 1994-1995 году Киришский НПЗ и "Сургутнефтегаз", в разгар кризиса отпускные цены на нем были в среднем на 20% ниже, чем у иногородних трейдеров. И к осени 1995 года наш рынок стал совершенно неинтересен поставщикам из других регионов. В "Фаэтоне" рассказывали, что мелкие партии, которые приходят в город, редко превышают 10 тонн, а для пятимиллионного города это, конечно, не будет спасением.
На другом полюсе диверсификации поставок была наполовину финская Neste, которая возила со своих НПЗ высококачественный бензин АИ-95 по более выгодным ценам и продавала его оптом другим операторам. Однако, в октябрьский кризис даже она уже приостановила отгрузки конкурентам, так как не могла обеспечить спрос на своих заправках: дошло до того, что в отсутствии киришского АИ-92 финский дорогой бензин становился единственной альтернативой, и его активно раскупали.
В дополнение к кризису сказались и закрученные Смольным гайки в адрес "Нафто-комби". Если раньше в эту свою сеть Киришский НПЗ поставлял топливо на более-менее льготных условиях, то после вынужденной сдачи их в аренду смысл в преференциях пропал. Отгрузка топлива шла только по предоплате, а к такому повороту были готовы далеко не все местные игроки.
К слову сказать, в те годы на городском рынке топлива были совсем другие имена. Попади сегодняшний автолюбитель в 1995 год, он бы растерялся, увидев все эти многочисленные "Нефто-комби", "Транссервис", "Беркли Лайт" и "Петро-Карос". До сегодняшних времен дожили только ПТК, "Фаэтон" и Neste. Все остальные места сегодня заняли вертикально-интегрированные нефтяные компании, которые смогли серьезно развернуться только с приходом Валентины Матвиенко. До нее городские власти тщательно оберегали местный рынок от иногородних, несмотря на многочисленные и регулярные бензиновые кризисы.
Но были и хорошие новости. К примеру, как раз в октябре 1995 года в Петербурге появился первый уличный банкомат. Его привез из столицы банк "Кредит-Москва" - одно из старейших частных финансовых учреждений в новой истории России, появившееся на свет еще в 1988 году. Сами банкоматы в нашем городе уже были, но все - в закрытых помещениях и не работали по ночам.
До октября 1995 года "Кредит-Москва" экспериментировал с уличными банкоматами в столице, но был крайне разочарован этим опытом. Снимать деньги в банкомате могли только клиенты банка с собственными счетами. Это было своего рода конкурентным преимуществом: больше ни один банк не мог похвастаться круглосуточным режимом работы кассы. К тому же именно для 1995 года банкомат обладал крайне полезной функцией – позволял переводить средства с рублевого счета на валютный. Пуганые шокирующими колебаниями курсов с конца 1994 года россияне теперь имели возможность срочно перевести рубли в доллары даже глубокой ночью, а не стоять в очереди в "обменники".
Международные платежные системы тогда только входили в силу в России и были диковинкой, доступней лишь самым состоятельным вкладчикам. Так что банкомат "Кредит-Москва" принимал в Петербурге лишь дебетовые карточки его собственной расчетной системы.
Чудо-аппарат установили на Садовой улице, поблизости от отделения банка. Времена были такие, что просто так оставить банкомат без присмотра было крайне опрометчивым решением, и приходилось за ним приглядывать.
Уже довольно скоро Петербург получит собственную весьма обширную сеть банкоматов. Все начнется с массового распространения зарплатных схем, на которые банки будут "подсаживать" крупные городские предприятия. Пионерами в этом деле станут "Промышленно-строительный банк" и "Балтийский", которые первыми расставят по всему городу десятки банкоматов, а к началу 2000-х их счет пойдет на сотни.
