Есть такая деревня в Дагестане — Цовкра. Из горного села вышло много поколений знаменитых циркачей–канатоходцев, а легендам о зарождении этого специального местного промысла — с полтысячи лет. Однако национальная конкретика режиссеру Яне Туминой не очень–то нужна: дагестанский акцент размывается до "кавказского вообще" (за рассказчика тут — голос осетинского актера Сослана Бибилова), а типично кавказская драма расширяется до классического конфликта между долгом и чувством.
Камерная "Деревня канатоходцев", поставленная труппой "Открытое пространство", идеально рифмуется с камерным пространством Музея Ф. М. Достоевского. Сюжет спектакля фактически исчерпывается завязкой. По обычаю деревни канатоходцев, жители которой когда–то спаслись из страшного пожара благодаря диковинному умению, каждая невеста должна пройти по веревке над ущельем в ночь перед свадьбой. Пройдет — все будет хорошо, нет — так жених погорюет в трауре годик и посватается за следующую. "Женщин много, мужчин мало", — приговаривают актрисы Алла Данишевская и Регина Окунева. "Хорошая жизнь", — вторят Александр Балсанов и Ренат Шавалиев. Влюбленные по–настоящему жених и невеста за полтора часа с антрактом найдут выход из опасного положения, и жизнь в деревне станет немного человечней. Но идти в Музей Достоевского взрослым и детям стоит совсем не за этим.
Мать и отец, жених и невеста, обряженные в одинаковые высокие шапки, старые пиджачки и суфийские широкие юбки, заняты не столько сюжетом, сколько строительством своего горного мира (чуть не сказала "горнего" — и ведь ошиблась всего капельку). Подручные материалы для него собрала Кира Камалидинова — художник, а точнее, постоянный соавтор Яны Туминой. Это она вынесла с пригородного пожарища несгоревшие доски, привезла камней, положила их в авоськи, прикрепила веревки — получились и горы, и деревня, и столы, и качели, и целый мир. К одной из досок прицепили струну — вышел отличный смычково–щипковый музыкальный инструмент, на котором Ренат Шавалиев, выпускник мастерской Руслана Кудашова, аккомпанирует горловому пению Александра Балсанова или сцене сватовства.
На веревках балансируют куклы, сделанные Кирой: эфемерные создания из тряпочек, палочек и ниток почти бестелесны, да и лиц у них толком нет, одни действия. Любое движение — обаятельный трюк с предметом: затемнение — свет — и малюсенькие куклы–младенцы, похожие на светлячков, видят друг друга в первый раз. Затемнение — и вертящийся–светящийся Метеоролог летит сквозь звезды с прогнозом погоды на устах. Затемнение — свет — и войлочные шапки превращаются в Филина и Орла (не спрашивайте, что они делают в деревне, где люди промышляют исключительно охотой на птиц).
Каждая крошечная мизансцена выделана как драгоценное кружево, выделена точно подогнанными музыкальной фразой, световым пятном и новым "фокусом". Каждая — законченная миниатюра, только не рисованная, а рукодельная.
В волшебной табакерке "Деревни канатоходцев" в общем–то важно не то, что происходит, важно как. Аккуратно, внимательно, с любовью. Тут–то и обнаруживается словно само собой этическое второе дно спектакля, отнюдь не специфически кавказское.
Нежные, доверительные манипуляции актеров с куклами, камнями, досками и веревками без всяких высоких слов говорят о том, что любовь к родине — не в верности старым обычаям, а в любви как таковой. К своим горам, домам и людям. А в мире, исполненном любви, конфликт между долгом и чувством — вещь такая, не обязательная. Как прогноз погоды от Метеоролога, совершенно необязательный в этой маленькой притче.
