В XIX веке владельцы заводов и фабрик за редким исключением предпочитали строить себе дома вплотную к территории принадлежащих им предприятий. Было это не слишком удобно и не так чтобы полезно для здоровья, но зато позволяло руководить производством, как говорится, в режиме реального времени. Но даже на этом фоне чета прусских промышленников Теодора Людвига и Амалии Аух отличалась особым аскетизмом. Их жилище располагалось на фабрике на набережной Екатерингофки, 19, прямо над одним из цехов.
Сложно, должно быть, вести дела, если твоя фамилия означает "тоже", "такой же". Вроде бы ты серьезный человек, но только представился потенциальному деловому партнеру, а уже вызвал сомнение: "купец" и "купец тоже" — это даже не синонимы. Теодору Людвигу и Амалии быть "тоже" совсем не хотелось, а мечталось быть самостоятельными и удачливыми, так что, едва обвенчавшись, они покинули родную Пруссию и отправились искать счастья в России. Денег у них с собой было совсем немного, но перспективы виделись интересные, благо парой Аухи были, так сказать, взаимодополняющей.
Предприимчивая чета
Теодор, несмотря на юный возраст, был отличным химиком, специалистом в области создания стойких красителей, а Амалия — дочь торговца сукном — отлично знала делопроизводство, бухгалтерию и тонкости торговли тканями. План у молодых был прост и изящен: начать с того, чтобы закупать сукно, красить его и продавать по гораздо более высокой цене. А там — как дела пойдут!
Дела пошли на удивление хорошо. Маленькая мастерская, где Теодор Людвиг трудился, составляя новые краски, а два его помощника обрабатывали ими сукно, оказалась предприятием настолько прибыльным, что не прошло и десятка лет, как речь зашла о строительстве предприятия посерьезнее. Не в черте города, конечно, а на самой его окраине — на Гутуевском острове. Но тем и лучше — больше простора для развития, а земля значительно дешевле. Собственно, на покупку земли все заработанное — без малого 6 000 рублей — по большей части и потратили: денег на то, чтобы нанять инженера и составить проект застройки, просто не оказалось.
По факту архитектором при строительстве предприятия выступала Амалия, хорошо представлявшая себе, как должна выглядеть подобная фабрика. При этом она слегка не рассчитала размеры построек, так что пришлось еще кусок земли прихватить незаконно, да и того не хватило. Попытались было прикупить располагавшуюся рядом бумагопрядильную фабрику барона Раля, дав взятку оценщику, чтобы заплатить поменьше, но так занизили цену, что на это обратили внимание аж в министерстве финансов и заблокировали сделку. Пришлось обходиться тем, что есть.
Жилье с душком
Тем не менее к 1845 году фабрика, а точнее — мануфактура, заработала: кирпичные цеха, бревенчатые бараки для рабочих, печное отопление и практически полное отсутствие механизации. Все, что только можно, делалось вручную. Впрочем, так продолжалось недолго. Через несколько лет детище четы Аух превратилось в предприятие полного цикла, занимавшееся не только окраской, но и производством шерстяных тканей, и получило название "Гутуевская суконная мануфактура Т. Л. Аух". Тут уж без станков — прядильных и ткацких — было не обойтись.
Квартира владельцев фабрики располагалась в самом тихом месте — на втором этаже над красильней. Здесь хотя бы шума машин не было слышно. Хотя пахло не всегда хорошо: красители позапрошлого века бывали разными. Но зато размер жилища — по площади в целый заводской цех! — был вполне подходящим для семьи, вскоре пополнившейся тремя детьми. Со временем Аухи по–настоящему разбогатели, Теодор Людвиг стал 1–й гильдии купцом и был вполне в состоянии построить себе дом где угодно. Но семья, что называется, прикипела к месту: фабрика стала их родовым гнездом.
Боевые тараканы
Ткани, производившиеся на Гутуевском острове, не отличались тонкостью выделки, зато были прочными и хорошо окрашенными, а главное — недорогими по тогдашним петербургским меркам. Одна проблема не давала владельцам покоя: в производственных помещениях, построенных по любительскому проекту, плохо вентилируемых, а потому насыщенных шерстяной пылью, вскоре расплодилась моль, причинявшая не беспокойство даже, а настоящий ущерб.
Кто из Аухов додумался до решения этого вопроса при помощи биологического оружия, неизвестно, но факт остается фактом: на фабрике совершенно целенаправленно развели черных тараканов. Те начали поедать личинок моли и стали жизненно необходимым атрибутом производственного процесса. Даже после революции и вплоть до 1980–х этих насекомых никто не травил, понимая, что они полезны для дела.
После смерти родителей фабрикой управляли сперва старший сын Теодор Фердинанд, а потом — дочь, Августа Эмилия. К этому времени предприятие превратилось в акционерное общество: обновление оборудования и расширение производства требовало денег, а эмиссия 4 000 акций по 250 рублей каждая позволила реализовать самые смелые планы владельцев.
Но Августа Эмилия в тонкости бизнеса вникать не хотела, а потому передоверила управление двум директорам — немцу Кеншу и голландцу Неандеру. Сговорившись между собой, в 1904 году они выкупили контрольный пакет акций и стали совладельцами мануфактуры, оставив наследницу клана Аухов за бортом. Правда, директорствовать им оставалось недолго: с началом Первой мировой на немцев пошли гонения, подорвавшие бизнес, а после революции 1917–го предприятие было национализировано.
