Российские суды выносят меньше процента оправдательных приговоров: в 25 раз меньше, чем в США, и в 10 раз меньше, чем советские суды в 1937 году. "ДП" попытался разобраться, в чем причины такой безжалостности судей. Новое исследование петербургских социологов раскрывает реальные ценности и скрытые пружины работы судейского сословия, о котором мы очень мало знаем: ведь в этой профессии не принято выносить сор из избы. Если посмотреть непредвзято на работу российских судов, картина вызывает шок.
Оправдание явно виновных и немалые сроки для назначенных козлами отпущения, попустительство денежным мешкам и пресмыкательство перед исполнительной властью, безнаказанность коррупционеров и суровые наказания для всех остальных, не столь уж редкие случаи мздоимства, взяточничества и даже покупки должностей, и поверх всего — заговор молчания и круговая порука.
Лет восемь назад в русском языке даже появилось новое выражение: "басманное правосудие", по имени одного из московских судов. Оно означает несправедливый процесс, в котором решения выносятся после негласного распоряжения сверху на основании не духа закона, а неких формальных уловок. Символы "басманного правосудия" — не только Лебедев, Ходорковский, Бахмина и Чичваркин. Вице–президент "Деловой России" Андрей Назаров на апрельской встрече с Дмитрием Медведевым заявил, что за 10 лет в России по экономическим статьям осуждено 3 млн человек, из которых 90% — это предприниматели.
При этом российские судьи за последние два десятка лет превратились в тесно спаянное (бывает, и родственными связями) сословие, и сор из избы у этого сословия выносить не принято.
Когда помощник судьи Хамовнического суда Наталья Васильева рассказала прессе о давлении на судью Виктора Данилкина при вынесении приговора Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву, у нее не оставалось другого выхода, кроме как написать заявление об увольнении. Таких проступков система не прощает.
Тем более любопытна работа петербургских социологов, которая приоткрывает завесу над тем, "а судьи кто". Коллектив ученых Института проблем правоприменения Европейского университета в Петербурге под руководством Вадима Волкова опубликовал социологическое исследование "Российские судьи как профессиональная группа".
Важный вывод, который напрашивается из исследования петербургских ученых, — то, что судьи окончательно превратились в особую группу общества. Правда, сам Вадим Волков не согласен с тем, что наше общество является сословным, и предпочитает использовать осторожное выражение "профессиональная группа", сравнивая судей с учителями и врачами.
“
Судьи не безжалостные внутри себя. Если есть возможность смягчить приговор, дать условный срок, они это делают. Главное, что надо понимать про наших судей, - это то, что каждый или каждая из них является частью жесткой иерархической организации, и для успешной карьеры в этой организации им нужно соблюдать ее правила и считаться с ограничениями. Это нормы нагрузки, это риск отмены приговора вышестоящим судом и последующие дисциплинарные взыскания, это власть председателя суда и его влияние на премии, присвоение классов и пр. Суды организованы так, что прокуратура имеет сильную формальную и неформальную власть в суде и может эффективно отстаивать свое обвинительное заключение, а вот судье пойти против гособвинения рискованно. Оправдательные приговоры почти всегда будут обжалованы гособвинителем и с большой вероятностью отменены вышестоящим судом. Поэтому гуманизм судьи - условный приговор, когда сажать негуманно, но выгодно и безопасно дать условно.
Вадим Волков
проректор Европейского университета в Петербурге
В советское время профессии судьи не было, считалось, что судьи у нас народные, то есть представляют все слои общества. У судей не было какого–то особого диплома, а до конца 1950–х годов больше половины судей в стране не имели высшего образования. Контроль над судьями осуществлялся прежде всего через членство в КПСС и формальную выборность (что фактически означало назначение бессменно правящей партией).
“
Сословность у судей существовала и в советское время. Сегодня трагедия судей не в том, что они молодые, и не в том, что они женщины, а в том, что они зависимы. В перестройку - которую я считаю лучшим временем в истории России - и раннее ельцинское время все было не так. Тогда судьи были независимы, хотя и получали маленькую зарплату. Это объясняется тем, что настроения в обществе были другими. Мы в те годы проводили опросы в Ленинграде, где до перестройки население было довольно жестко настроено: считали, что нужно сажать проституток, были за смертную казнь. При Горбачеве и раннем Ельцине гораздо меньше людей выступало за суровые меры наказания. А потом, когда началась вертикаль власти, мочение в сортире, настроение начало снова меняться Естественно, судьи - отражение общества. Они выросли или жили в эти годы, и их сознание также менялось в сторону ужесточения наказаний. Тем более что такой подход поощряется властью.
Яков Гилинский
криминолог
Законодательство 1990–х изменило положение вещей, и судьи стали отдельной профессией. В судьи приходят люди с различным опытом, при этом судьи–мужчины чаще всего ранее работали в прокуратуре, а судьи–женщины — в аппарате судов. Эта последняя группа наиболее многочисленна, и ее установки часто определяют поведение судей в знаковых процессах последнего времени. В итоге аппаратные, бюрократические навыки становятся определяющими для работы судьи, и опыт такой работы считается наиболее ценным. "Мы приветствуем, чтобы кадры выросли в суде, — рассказала судья с двадцатилетним стажем. — Если бы я не выросла из делопроизводителя, мне было бы гораздо труднее".
При отборе судей на должности действует принцип "свои хотят видеть в обществе больше своих". Это означает, что те, кто прошел через опыт работы в аппарате, считает этот опыт наиболее важным, а те, кто работал в прокуратуре, чаще выбирают прокурорский опыт. Самым низким рейтингом среди всех категорий опрошенных обладают бывшие сотрудники МВД.
Ровно две трети судей — женщины. При этом судьи сегодня, как правило, молоды — ядро этой профессии составляют люди в возрасте от 36 до 50 лет. При этом в ближайшие годы ученые ожидают, что судьи станут еще моложе, так как в последние 2–3 года в судьи массово идут те, кто закончил вузы в начале нулевых. Вряд ли можно говорить теперь, что работа судей определяется так называемой совковой ментальностью: такой ментальности должно быть гораздо больше среди чиновников.
По данным опроса вырисовывается следующая картина становления нынешней российской судебной когорты. Сначала среди них было много людей старой закалки, которые в обязательном порядке проходили через процедуру выборов. Затем, в 1990–е годы, престиж профессии вместе с заработками сильно упал, и лишь с начала нулевых судебная реформа получила новый импульс. Зарплата резко выросла, работать судьей стало престижно, и в профессии за это время очень сильно обновились кадры.
При этом географическая мобильность судей у нас в стране очень низка. Три четверти судей работают в тех местах, где выросли, причем половина из них и высшее образование получали там же. Лишь 8% судей работают не в том регионе, где они выросли и учились. Получается, что мобильность судей гораздо ниже, чем средняя по стране, где около 45% населения сменили место жительства.
Видимо, дело в том, что вся процедура подбора и согласования кадров в постсоветской России сосредоточена в руках местных элит и федеральный центр мало вмешивается в эти процессы. Легко можно сделать вывод, что судьи настолько прочно укоренены в местном социуме, что неизбежны клановость, зависимость от групп интересов и всяческих неформальных лобби, что облегчает коррупцию и влияние на принятие судьями неправомерных решений.
Интересно, что большинство судей — интеллигенты в первом поколении, то есть у 60% родителей судей не было высшего образования. При этом юридические династии в судейском корпусе просматриваются слабо. Лишь у 5% судей юристами были отец, мать, бабушка или дедушка. Получается, что российские судьи как группа возникла из представителей, как правило, одного поколения, без какой–то профессиональной преемственности. Так что понятно, что их ценности тоже довольно схожие, и в этих ценностях основное место занимает законность. Интересно, что судьи–мужчины и судьи–женщины понимают обеспечение законности по–разному. Мужчины больше ориентируются на защиту справедливости, а женщины — на защиту прав граждан.
"Справедливость важнее законности, — говорит один из мужчин–судей старой, еще советской закалки. — Если возникают противоречия между справедливостью и законностью, мне хочется всегда как–то это свести к справедливости".
Интересно, что среди нового поколения — наиболее многочисленного в судейском корпусе — резко снизилась ценность такого понятия, как бескорыстие. Треть представителей старшего поколения выбрали эту ценность как одну из основных, а из вновь набранных судей таковых оказалось лишь около 15%. Вот что сказал один председатель суда, недавно ушедший в отставку: "Сейчас доминирующее положение денег… Один плюс был при советской власти — честь и достоинство были выше… Мы работали не ради денег. Это был престиж, это было почетно".
Условия труда сегодняшних судей, впрочем, мало располагают к бескорыстности. Прежде всего из–за большой нагрузки. Оказывается, по нормативу на рассмотрение судьей одного уголовного дела с одним обвиняемым отводится 14 часов (если обвиняемых больше, времени дается больше). Таким образом, за неделю судья может рассмотреть три уголовных или пять гражданских дел. На деле, однако, судьи рассматривают в среднем 10–20 дел в неделю, а у достаточного числа судей эта нагрузка составляет 50 дел в неделю. Получается, что на ознакомление с делом судья имеет 40–50 минут. Удивительно ли после этого, что решения выносятся часто на основании не глубокого анализа, а формальных зацепок? Исследование объясняет, почему судьи, став представителями достаточно престижной профессии, не превратились в мыслителей или, во всяком случае, в независимых деятелей, как, например, в США или Англии.
Наши судебные документы, пестрящие ссылками на номера артикулов, напоминают отписки ЖЭКа о том, почему никак нельзя отремонтировать протечку, или перечень инвентаризации торгового склада. А ведь судебными речами зачитывалась вся дореволюционная Россия. Почему сегодня этого не происходит? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно сказать, что речи этих адвокатов начинались, как правило, с фразы: "Уважаемые господа присяжные заседатели!" В нынешней России институт присяжных заседателей приживается не очень, прежде всего потому, что решения они часто принимают не такие, как угодно властям.
А вот решения Верховного суда Соединенных Штатов можно читать как хорошую литературу, где есть и философия, и меткость характеристик, и образцы содержательной краткости. Например, судья Лёрнед Хэнд (буквально — Ученая Рука) заткнул бы за пояс философа и писателя первого ряда. Кстати, многие вынесенные им решения в области гражданских свобод и антитрестовской деятельности шли против воли правительства, но впоследствии были признаны эпохальными. Когда в России появится своя "Ученая Рука" — независимый судья, моральный и интеллектуальный авторитет?
Лет десять назад лекарство от беззакония и неформальной власти "понятий" в стране виделось в судебной реформе. Казалось, что если принять закон о том, как правильно принимать законы, или закон о том, кто и как должен принимать законы, то все образуется. Но нет, не образовалось. Доверие людей к судебной системе низкое, вряд ли она всерьез воспринимается как честная и независимая. Но, может быть, дело в самих судьях? Напрашиваются параллели с 1930–ми, когда выяснилось, что "самый передовой в мире строй" через 20 лет после революции натолкнулся на множество проблем. В проблемах и катастрофах оказались виноваты вредители со старорежимным менталитетом.
Так и сегодня, спустя 20 лет после капиталистической революции, общество, оказавшееся в идейном вакууме, все еще не может нащупать дно. Кто виноват? Конечно же менталитет, конечно же вредители. Вадим Волков считает, что дело не то чтобы в самих судьях, а в механизме их отбора, который приводит в профессию очень много людей из аппарата, и в бюрократической организации, по модели которой построено судопроизводство.
