Лев Дуров: "Театр до сих пор живет"

Сейчас много шума вокруг Театра имени Гоголя, где сменили руководство, а труппу грозятся распустить. Глава департамента культуры Москвы Сергей Капков и новый худрук Кирилл Серебренников говорят, что всю сферу гостеатров надо реформировать. Их противники - что это начало процесса уничтожения русского репертуарного театра…

- Думаю, да, это уничтожение, гибель. Центр каждого города - это ведь не Дом культуры, это театр! Никуда тут не деться. Вся интеллигенция города все равно собирается в театре. Многие прочили смерть театру. Михаил Ильич Ромм даже утверждал, что театр уже умер, - он сказал это черт знает сколько лет назад, а театр до сих пор живет. Знаете почему? Потому что экран - это где-то там, это не со мной. Киноэкраны, телеэкраны - это какая-то другая жизнь. Зато когда в зале зритель, а на сцене живой актер - мы общаемся напрямую. А прямое общение необходимо человеку.

Люди ходят на стадионы не только чтобы посмотреть футбол - они ходят для того, чтобы было содружество. Хотя, к сожалению, оно превращается иногда в безобразие, но тем не менее нам всем нужно проявить внутреннюю человеческую солидарность: вот нас много, мы все вместе и болеем за одно дело. То же и в театре. Поэтому то, что сейчас начинают делать с театром, мне не очень нравится. Или, скажем так, совсем не нравится. Людей лишают определенного культурного слоя - это высокие слова, но других нет на самом деле.

Однажды, еще при глубокой советской власти, когда я был на съемках, случился какой-то католический праздник и мы с Банионисом пошли в костел. Там красотища! И вокруг крестный ход: мальчики в бабочках, про которые мы тогда даже не знали, что это такое, девочки в белых кружевных платьицах. И там стоит такой дедушка, спрашивает: "Ну как, красиво?" Мы отвечаем: "Конечно, очень!" - "И вот это поменяли знаете на что? - показывает здание рядом, где написано: "Дом культуры". - Там вечером будут драки, поножовщина, милиция". Вот и мы сейчас тоже начинаем менять храм на… на что-то другое, не пойму на что.

Понимаю, что есть всякие экономические затруднения, но мне кажется, что дело не в деньгах. Просто театр ведь всегда раздражал власть. Всякую. Сколько спектаклей закрыто! "Ромео и Джульетту" - казалось бы, Эфрос классическую пьесу поставил - мы 7 раз сдавали! "Три сестры", потрясающий его спектакль, Фурцева закрыла на 30-м представлении, еще трижды разрешила сыграть, так что всего он прошел 33 раза…

Но, может быть, привычная модель театра с несменяемым главным режиссером устарела. Кстати, ведь великий Анатолий Эфрос, в гениальных спектаклях которого вы играли, в Театре на Малой Бронной был очередным, а главным - некто Дунаев…

- К сожалению. Это был компромисс - несправедливый, неправильный. Все равно все знали, что это театр Эфроса, и в него было не попасть. Это издержки все тех же советских фокусов.

А когда в 1984-м Юрия Любимова лишили гражданства и на Таганку главным режиссером назначили Эфроса, это его погубило. Его смерть стала огромной трагедией всего театра второй половины XX века…

- Да, кто-то сказал, что этот его переход - самоубийство. Страшно все это говорить, опасно произносить эти слова, но, конечно, не надо было ему уходить. У него было большое интервью в конце жизни, где он сказал, что с удовольствием оказался бы снова на Малой Бронной, нашел бы работу и для этого, и для этого, и для Дурова. Он внутренне очень сожалел, что тогда ушел от нас. На Таганке была другая структура - изумительная, мощная, но это совершенно другой, площадной театр. И потом его туда, извините, ввезли на танке - естественно, они его приняли жестко, плохо. А он был не тот художник, который может такое выдержать - когда тебе начинают говорить всякие несправедливые, не заслуженные тобой вещи. Тогда и происходят все эти грустные и печальные дела…

Сейчас наши актеры потихоньку начинают проникать в европейское и даже голливудское кино. Наконец оценили по достоинству русскую актерскую школу - или это потому, что они стали учить языки?

- Наш уровень и раньше все понимали. В 1978-м мы привезли на Эдинбургский фестиваль "Женитьбу" и "Месяц в деревне" Эфроса, а там параллельно с нами был еще Шекспировский королевский театр со своим премьером - величайшим Лоуренсом Оливье. И мы их обыграли, заняли первое место. Но понимаете, какая штука: они очень любят своих. А мы своих - по-разному…

Почему американцы чужих не пускают? Не потому, что мы не знаем языка. Хотя это одна из главных черт великого русского человека - незнание ни одного языка, кроме русского. Это неправильно, это большая беда, но такое было образование, что тут сделаешь. Однако все-таки не столько в этом причина, сколько в том, что они просто обожают своих. Кто там из наших снимался в Голливуде?

Машков.

- Да какое там! Во-первых, он снимался в картинах класса Б, а во-вторых, снялся раз-два - и оказался больше не нужен, езжай к себе, такое у них отношение. Он хороший парень, но нужны Дастин Хоффман, Аль Пачино, Пол Ньюман, Рэдфорд, Де Ниро - вот их боги.

Вам не обидно, что многие актеры, профессионально вам, безусловно, уступающие, стали мировыми звездами, а вы - только народный артист СССР, но не Земного Шара?

- Да нет. Так уж выстроилась жизнь. Не буду хвастаться, но думаю так: что, я не мог бы вступить в соревнование с любым актером, которых назвал?

Легко.

- Легко! Я же все знаю про профессию, про технологию, как что делается. Что такое крупный план и как его держать. И средний план. И внутри кое-что есть, имеется. Не буду сейчас называть фамилии, но я играл роль, похожую на ту, которую играл один великий американский актер, - и знаю, что сыграл не хуже. Я же могу на себя трезво посмотреть, когда вижу, что проиграл, - сказать себе: да, ты в полной жопе. Но тут мне и другие говорили: эта роль - на "Оскара".

Кстати, с "Оскаром" у меня была смешная история. В 2000-м здесь, в Питере, Виталий Мельников снимал картину "Луной был полон сад". У меня там сцена: я сижу в шкафу и вру сыну, что у меня с мамой все в порядке, а на самом деле - не в порядке. И мне Жигунов, который был продюсером, говорит: "Дуров, я видел материал - это чистый "Оскар"!" Я загордился, что меня так оценили, - спасибо, отвечаю. Потом приезжаю на озвучание, смотрю: одна моя сцена, вторая, третья… Спрашиваю Мельникова: "А где шкаф-то?" - "Я его вырезал" - "Как?!" - "И так в картине много соплей, а тут еще эта, я ее и выбросил". - "Ну вот, а мне за нее "Оскара" обещали…" Но потом подумал: он правильно сделал, эта сцена была не нужна, она оказалась не в контексте. Ему виднее, потому что он автор, он выстраивает целое, а я только исполнитель.

В своей книге вы пишете о гордости за то, что принадлежите к старинному русскому роду, что дорожите древними иконами, доставшимися от матери. Как вы относитесь к обострившимся сейчас отношениям между частью общества и церковью?

- У каждого свой Бог. Я человек не церковный, в храмы не хожу. Тем более что многие храмы… Вот когда этих девчонок, идиоток несчастных, судили - об этом никто не говорил… Ну да, они сами напрашивались, это же ясно хотя бы по тому, что они раньше в музеях вытворяли, особенно эта, Толоконникова, что ли, в общем, не важно… Нарывались - и нарвались. Конечно, это глупость полная - что развезли на весь мир эту историю. Но! Если под храмом автомобильная стоянка, если можно в храме отпраздновать свой день рождения, мероприятие светское провести - это уже называется не храм, а офис. Я в него не пойду. Не войду туда!

Вы играли Льва Толстого - вы разделяете его отношение к церкви?

- Я толком и не знаю, какое у него отношение было.

Такое, что его отлучили от церкви.

- Ну, меня еще не отлучили.