Один день из жизни "РосПила"

— Напиши им в "Твиттер", — говорит один юрист "РосПила" другому. У второго отклонили очередную жалобу, и он негодует.

— Зачем?

— И?

— Так они мне ответили: "Была проведена проверка, проведена работа с персоналом, виновные наказаны". И пригласили на бесплатные обеды.

— Попробуй так же в ФАС написать. У них же тоже "Твиттер" есть…

Мы сидим с юристами Фонда по борьбе с коррупцией в их офисе. Вечер среды, рабочий день плавно подходит к концу. Андрей Мищенков, один из юристов проекта, домой пока не собирается — приводит в порядок дела, разбирает бумаги. Его можно назвать старожилом "РосПила": работает здесь почти с основания проекта — 2 года.

"Алексей у себя в ЖЖ объявил конкурс на юриста в "РосПиле": нужно было написать жалобу, чтобы ФАС признала ее обоснованной, и выиграть ее", — вспоминает Андрей. Вообще он не совсем типичный сотрудник "РосПила". Если все остальные юристы перед трудоустройством долгое время были читателями и почитателями блога Алексея Навального, то Мищенков начал читать его посты всего за месяц.

"Меня часто спрашивают: а вам это зачем? Я говорю: это моя работа. Это язык, который им понятен. Но мне в первую очередь интересно работать в режиме полного противодействия", — говорит он. Кстати, устроившись на работу в "РосПил", в зарплате Мищенков выиграл.

Пароль

"В офис к Навальному", — говорю я охраннику, и это звучит как пароль. Небольшой бизнес-центр: коридоры, коридоры, небольшой двор, лестница на второй этаж.

То, что я попал в эпицентр российской борьбы с коррупцией, сразу и не скажешь. Обычный офис. Четыре комнаты, одна из них — кабинет Навального. Маленькая кухонька с кулером, чаем, печеньем и настольным футболом посередине. Белые стены, европотолок, столы из "Икеи", компьютеры и ноутбуки. Этот офис Навальный снял после того, как на проект был объявлен массовый сбор пожертвований.

Артефакты, говорящие о том, куда ты пришел, с первого взгляда и не заметишь. "Когда-нибудь тебя спросят: папа, где ты был, когда они разворовывали нашу Родину?.." — это плакат над местом секретаря. Совсем маленький, кстати. Или вон там, в углу: совместная фотография Путина и Каддафи стоит на полу. Их свергли со стены и поставили подальше от глаз. А вот фото с Болотной, с того самого митинга. Наконец, если включить Wi-Fi, увидишь сеть Pu... — treplo. Доступ закрыт.

Даже по разговорам не сразу поймешь, что это ТОТ САМЫЙ "РосПил". Сотрудники офиса обсуждают трек Тимати "Давай, до свидания", секретарь с кем-то договаривается о свидании в кафе. Или о встрече. Строгого дресс-кода тут явно нет: кто в casual-пиджаке — кто в рубашке, кто в ботинках — кто в кедах, кто выбрит — а кто не очень.

Все стучат по клавишам, смотрят в экраны мониторов и изредка перекидываются подсказками.

— Здравствуйте, — появляется в офисе Алексей Навальный. С его приходом ничего не меняется. Многие к нему на ты, а между собой называют просто Алексеем. Правда, в разговорах часто ссылаются на его записи в ЖЖ: "помните, он писал". Но это выглядит скорее как попытка быстрее что-то объяснить коллеге, чем культ личности, когда принято цитировать классика...

— А, вы наш новый юрист? — замечают меня и спрашивают юристы.

— Ну, не совсем.

Юристы "РосПила" в чем-то похожи на следователей: возятся долго с бумагами, поступившие к ним жалобы называют делами, а свои действия — расследованиями.

— Я сейчас как раз занимаюсь поставкой мебели для одного из вузов в Петербурге, — рассказывает юрист Константин Терехов. 20 ноября на общую почту "РосПила" кто-то прислал ссылку на публикацию о том, что в этом вузе хотят купить для студентов 1295 кроватей из редкой новозеландской сосны с гарнитурами, то есть с полками, тумбочками, и входных модулей с зеркалом.

— Странностей в этом контракте много, — рассказывает Константин. — Скажем, указано, что в течение 1 дня после заключения контракта нужно предоставить образцы мебели. Но это нельзя успеть сделать, если мебель идет под заказ. Во-вторых, мебель вообще могут поставить частично. Мы общались с экспертами, они сказали, что можно просто подписать документы о том, что мебель якобы принята. А по факту ее не будет.

— А ее же можно проверить — пересчитать. Нет?

— А как? Это может сделать только прокуратура. Но они это делают очень редко. Да, студентов можно обеспечивать хорошей мебелью — почему нет? Но нужно ли делать мебель из суперкрутой новозеландской сосны? Влияет ли это на ее функциональные характеристики? Вот это нужно узнавать.

В этот момент в офисе начинается закрытое совещание, и посторонних просят удалиться. Посторонний — это я. Дверь в кабинет Навального уже закрыта.

"А" и "Си" сидели на трубе

Каждый юрист в "РосПиле" перелопатил уже как минимум сотню дел. Свои задания они получают просто. На общую почту или через сайт проекта от людей поступают жалобы и информация о возможной коррупции в сфере госзакупок. Могут прислать ссылку, могут целые документы. Могут анонимно, могут официально.

"Любую информацию я проверяю и отсматриваю, — координатор проекта (или просто правая рука Навального по "РосПилу") Константин Калмыков показывает электронную почту "РосПила" — на ней 31 тыс. входящих писем. — Это за 2 года, часто не информация о госзакупках, а просто жалобы на жизнь. Если нужно, прошу прислать дополнительные сведения, потом я подхожу к юристу, мы обсуждаем информацию и планируем дальнейшие действия. Специализации как таковой нет: у кого что лучше получается, тот тем и занимается".

Задача юриста стандартна: подробно рассмотреть информацию, найти в ней ошибки и нарушения, подать жалобы и добиться отмены проведения торгов. Занимаются этим юристы "РосПила", как и все офисные работники, в обычное офисное время. Начало рабочего дня — 10-11 утра, окончание — 18-19. Если на утро назначено заседание в суде или антимонопольная комиссия, то день начинается раньше.

"Мы пишем жалобы и беремся за дело только тогда, когда у нас есть внутренняя убежденность, что есть коррупция, — признается юрист Любовь Соболь. — Скажем, если мы видим, что закупки делали честно и цена нормальная, рыночная, но просто формально документы неверно оформили, — тогда не берем. Например, школы или библиотеки — там часто просто видно, что у них нет специалиста, который может это все правильно оформить".

Все жалобы сотрудники "РосПила" подают от физического лица — Навального А.А.: так лучше узнают. Поэтому каждый приходит на заседания в Федеральную антимонопольную службу с доверенностью на представление его интересов. Так и сейчас:

— Уважаемая комиссия, уважаемые представители заказчика, — обращается Янина Власенко к комиссии антимонопольной службы по Москве.

— Так вы, наверное, с латинскими символами, — говорит председатель комиссии и попадает в точку. Суть дела: на "Госзакупках" было опубликовано сообщение о проведении аукциона по закупке и поставке медицинского оборудования для московских больниц. Заказ на 3 млн рублей. И в данных о кратком наименовании аукциона часть букв набрана не русскими символами, а латинскими. Вот они: "Открытый аукцион в электронной форме на право заключения государственного контракта на поставку, установку и ввод в эксплуатацию медицинскoгo oбoрудoвaния для oснaщения Лечебнo-профилактических учреждений гoрoдa Мoсквы в рaмкaх реализации Программы модернизации здрaвooхрaнения нa 2011–2012 гг." (зaкaз № 149). Всего — 27 символов.

— Делается это для того, чтобы заказ нельзя было найти по поиску в самой системе, — объясняет Янина. — Сам сайт "Госзакупки" выделяет красным слова, которых нет в его словаре и которые вызывают у него подозрения. Мы берем эти слова и проверяем специальными сервисами. Есть и другой метод, — Янина копирует эти слова, вставляет в Word, — присваиваем им какой–нибудь экзотический шрифт, — Янина проделывает эту операцию, и правда: латинские буквы совсем другие — они крупнее, жирнее, чем кириллица.

— Согласно закону размещение заказов производится на русском языке или на официальных языках субъектов Российской Федерации, — это заказчику дали слово на комиссии в антимонопольной службе.

— Ну а латиница у вас откуда? В каком субъекте это официальный язык? — улыбается председатель комиссии.

— Указанные заявителем сайты не являются официальными средствами проверки, — говорит представитель заказчика. И добавляет: — Названия часто копируются при размещении заказов.

Комиссия уходит на совещание. Спустя 5 минут решение: жалоба признана обоснованной, торги отменяются.

— А вы со мной пойдете? — говорит Янина.

— Ну да, а что?

— Да просто так спокойнее. Вдруг чего, — по ее словам, напрямую никто на юристов проекта не бросался после заседания. Но вдруг чего. Когда мы идем к метро, я почему-то часто оглядываюсь назад. Нет, никто за нами не идет.

Невъездные

Отдельное направление работы "РосПила" — новый закон о Федеральной контрактной системе. Им занимается Любовь Соболь.

— Этот закон заменит действующий ФЗ №94, по которому сейчас проводятся все тендеры. Планируется, что эта система будет охватывать все стадии закупок: от стадии планирования закупки до стадии исполнения контракта. Все стадии будут открыты, публичны и максимально доступны для общества и бизнеса.

Любовь зовет меня на заседание рабочей группы в Государственной думе.

— А вы на эти заседания пришли в качестве кого? Как общественность? Или именно как "РосПил"?

— Официально у нас нет возможности присутствовать в рабочих комиссиях. Поэтому формально вчера я участвовала в обсуждении по доверенности от одного из депутатов. Мы готовили текст поправок, а аппарат депутата уже непосредственно их вносил. На самом деле им не очень выгодно нас приглашать. Те аргументы, которые мы приводим, для них понятны, но неприятны. Я еще ни разу не видела, чтобы депутаты были заинтересованы в том, чтобы увидеть или услышать точку зрения бизнеса.

— А почему все же пускают?

— Нас легче пустить, чем не пустить. Появление информации о том, что "РосПил" куда-то не пустили, — это хуже, чем не пустить.

Признание в курилке

Не каждое дело у юристов "РосПила" заканчивается успешно. Константин Терехов показывает мне конкурс на ремонт корпусов одного из столичных вузов.

— Знаешь, что интересно: за 2 недели до конкурса на форуме вуза написали, кто победит. Я тоже знал, кто победит, — говорит он.

— Почему?

— Да все просто. От исполнителей требовали большой объем капитализации компании. Оборот — 60 млрд рублей за последние 8 лет. Надо было иметь лицензию на правительственную связь. Плюс — опыт работы в стесненных условиях.

— Это что?

— Это значит, что объект находится в сложных условиях. Историческая плотная застройка, нет подъездов, нельзя поставить кран. Там еще что странно: от подрядчиков требовали и поставить мебель. Во время торгов один из участников подал жалобу. Было заседание ФАС, дело перенесли. А потом мне в курилке сотрудник ФАС говорит: "Знаете, вы все правильно указываете. Но вы понимаете, что они заранее готовили все документы и у них все хорошо?"

У Андрея Мищенко тоже есть дело, которое он так и не смог довести до логического конца. Речь идет о найме охраны для челябинского губернатора.

"Если суммировать стоимость его охраны и вертолета, купленного также за счет бюджета (конечно же на 20 млн дороже рыночной стоимости) и обходящегося области в 55 млн рублей в год, получается, что только на эти игрушки Юревич потратил из бюджета 553 млн 9 тыс. 179 рублей. Ага, ошибки нет. Полмиллиарда рублей. Это, между прочим, 0,57% всех доходов бюджета области за 2012 год", — эту цитату из блога Алексея Навального неделю назад растащили по всем СМИ.

"Да, это мое расследование. Я не считаю, что полмиллиарда потраченных — это нормально. Раньше было прописано в региональном законе, что губернатор имеет право на охрану силами сотрудников МВД. Сейчас это предложение сократили: "губернатор имеет право на охрану". Точка. Полмиллиарда на охрану — это неэффективно", — говорит Андрей.

По его словам, жалобы на такие траты из бюджета куда только не отправлялись — без толку. Поэтому у Михаила Юревича теперь есть собственный сайт, на котором за губернатора придумали обращение: "Благодаря вам, земляки, теперь я чувствую себя в безопасности и могу без проблем и задержек, с комфортом передвигаться по территории Челябинской области".

Уже боятся

Вообще в арсенале "РосПила" не так уж и много инструментов: подать жалобу в ФАС, подать жалобу в другие государственные органы, добиться отмены торгов, сделать информацию о торгах или аукционе публичной — вот, в общем-то, и все.

Фонд по борьбе с коррупцией, например, не может сам выйти в суд. "Суд рассматривает обращения только тех лиц, которые были непосредственно сторонами закупок. Поэтому в суде нам удается выступить не всегда. Обычно мы сами звоним участникам торгов и предлагаем им выйти в суд. Но они часто отказываются: говорят, что им еще работать на рынке, и не хотят портить отношения", — объясняют в "РосПиле".

Не застрахованы юристы и от обычной бюрократической волокиты: "Мы до сих пор не можем получить полную информацию по московской плитке — как были исполнены контракты. Денег ушло больше 1 млрд рублей, мы уже второй год обращаемся в департаменты, префектуры, в мэрию. Все друг другу пересылают ответы и бумажки, и никто не говорит ничего по существу. В итоге мы сейчас пойдем в суды из-за того, что нам в течение месяца, как это положено по закону, не предоставили информацию".

— Вот у вас на сайте сейчас вывешены результаты работы за 2 года: подано в ФАС 176 жалоб, 128 из них признаны обоснованными, пресечены нарушения по 40 млрд рублей. А как вы оцениваете работу не всего проекта, а отдельного юриста? — спрашиваю я у координатора "РосПила" Константина Калмыкова.

— У нас нет палок. Зачастую бывают такие ситуации, что я понимаю: жалоба будет необоснованна. Но нам нужно ее подать, чтобы привлечь к проблеме внимание.

— Но есть же какая-то конечная цель у обычного юриста фонда?

— Качество работы. Например, по нашим заявлениям не возбуждено еще ни одного уголовного дела. Хотя случаев, когда его можно возбудить, очень много. Если юрист добьется этого, то это будет событие.

— Вот вы говорите, что раньше многие ухмылялись по поводу "РосПила"...

— Да, ухмыляются и сейчас. Но уже — с опаской. Мы уже доказали, что можем воздействовать на процесс торгов. Особенно те, кто знает, что делает нечистый конкурс, — они уже осторожны.

Другой чернорабочий борьбы с коррупцией — Андрей Мищенко уверен, что в ближайшее время работы у "РосПила" не убавится:

— А вообще мы заметили: каждый год по объему денежных средств количество нарушений в стране увеличивается в 2 раза, — вдруг говорит он. — В прошлом году 718 млрд рублей было потрачено с нарушениями. Это больше, чем во все годы пребывания у власти Путина. А уголовных дел — в 2 раза меньше. Нарушений больше, уголовных дел в 2 раза меньше, — повторяет он.

По их мнению, ни о какой централизованной государственной борьбе с коррупцией говорить здесь даже не приходится.

— Эту закономерность еще никак не назвали?

— Не знаю. Может, обратная зависимость Навального.