Историк Лев Лурье предполагает, что в отношениях между городом и зданием второй сцены Мариинки сработает принцип "стерпится - слюбится", как это проиизошло с другими спорными строениями в Петербурге.
Зиму 1941–1942 годов знаменитый филолог–классик Яков Маркович Боровский провел в Ленинграде, каждый день ходил на работу в университет. Интерес к жизни поддерживали Платон, работа и сладкое ожидание. Каждое утро он надеялся, ждал: немецкая авиабомба или артиллерийский снаряд с Вороньей горы разрушат дома на Адмиралтейской набережной, и Адмиралтейство снова, как задумал его создатель архитектор Адриан Захаров, будет глядеть не только на Невский, Гороховую и Вознесенский, но и на Неву.
Филолог пережил блокаду, советскую власть; умер в эпоху Владимира Путина. Между тем в эстетических вкусах произошел решительный поворот. Эклектика (а именно в этом стиле построены дома на набережной) перестала казаться омерзительной. На фоне домов 137–й серии даже сталинский дом "Пряник" выглядит как Парфенон. Что уж говорить о творениях времен Месмахера и Сюзора.
Александр Бенуа мечтал о том, чтобы большевики взорвали Спас на Крови, таким уродливым казался ему храм на фоне стасовских конюшен и дома Адамини. Елисеевский магазин и Дом Зингера казались просвещенным "мирискусникам" чудовищными. "Старый Петербург" до революции разрушали непрерывно; на месте домиков чудесной деревянной архитектуры, маленьких классических особнячков строили что–то невыразительное в шесть этажей. Ведь большую часть города в последнее царствование строили не Шаубы и Лидвали, а никому не известные техники–строители Андреев, Мульханов, Иванов. В этом контексте я бы рассматривал и Маринку–2. Это здание канадской компании, строившей в основном в Америке — Денвере, Торонто, Рио, выглядит, конечно, не слишком аппетитно. Но посмотрим, что там вообще хорошего — на севере Коломны, в районе Театральной площади, между Троицким Морским собором и Новой Голландией?
На месте чудесного томоновского Большого театра, глядевшего на Крюков канал, — невыразительный сундук Консерватории. Мариинский театр не лучшее творение архитекторов Кавоса и Шретера, путаное, асимметричное, некрасивое. По улице Декабристов — неопрятное разностилье. "Дом быта" хрущевского времени, сталинские дома по Матвеевскому переулку, невыразительная рядовая архитектура начала ХХ века. Да и снесенный Дворец культуры имени Первой пятилетки, построенный Евгением Левинсоном, к шедеврам не отнесешь. Он запомнился гастролями "Современника" и "Таганки", а не скучным колонным портиком.
На своем нынешнем месте Мариинка–2 не вторгается в архитектурное пространство, как, например, чудовищное современное здание напротив собора Владимирской Божьей Матери, не портит панорам, как дубайские небоскребы на Стрелке Выборгской стороны или мерзкие офисные здания Петроградской стороны.
Стерпится — слюбится. Архитектура обладает тем чудесным свойством, что к ней постепенно привыкает глаз. Лет через десять после строительства какой–нибудь Дом дирекции чемпионата мира по хоккею на углу Белинского и Моховой уже не вызывает бешенство: его не замечаешь. Так же будет и со второй сценой Мариинского театра. Волноваться здесь надо о качестве балетных и оперных спектаклей. А архитектура — что же, могло быть и хуже.
