"Деловой Петербург". Михаил Веллер: Шило активно рвется из мешка

Михаил Иосифович , почему в России все сразу верят в плохое? Если что–то случается, сразу думают, что здесь какие–то козни. Вот, если Березовский умер, значит, его убили.

— Если вы перечитаете даже такого веселого американского писателя, как О`Генри, то увидите, что он часто шутит над тем, что многие люди не ожидают от жизни ничего хорошего. Но после столетий и десятилетий жизни в изоляции нам кажется иногда, что русские изобрели воровство, коррупцию, пьянство и т. д. И еще они изобрели пессимизм.

На самом деле человек устроен так, что он от всего нехорошего инстинктивно хочет прикрыться, оборониться, защититься. Поэтому все непонятное, неизвестное, необъяснимое он воспринимает как знак угрозы и возможность плохого. Слом прогноза всегда воспринимается как угроза. Если вы вдруг увидите, что по небу летит птица, не маша крыльями и вперед хвостом, то это вызовет у вас ужас! А что касается конкретно смерти Березовского: когда–то про события 1934 года в Ленинграде была сложена народная частушка: "Огурчики–помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике" — хотя считалось, что Кирова убил Николаев, де–факто так оно и было.

Еще только в субботу вечером поступило известие о смерти Березовского, и вдруг в субботу же, ближе к полуночи, Следственный комитет заявляет, что он может прекратить уголовные дела по Березовскому. Вдруг пресс–секретарь президента выступает с заявлением, что Березовский прислал покаянное письмо. Вдруг появляются разговоры, что он был нищ, разорен и только и говорил о том, чтобы покончить с собой. На следующие сутки появляется информация, что мертвое тело нашли в закрытой ванной. Самое логичное — предположить, что это инсульт, инфаркт, остановка сердца, острая сердечная недостаточность. Жизнь в стрессах, 68–й год. Нет! Это он сам, сам, сам! Через сутки–другие–третьи начинает поступать информация, что да, смерть, возможно, насильственная и, может быть, даже не сам… Это они, они, проклятые Ми–5! Его, наверное, убрали британские спецслужбы, чтобы он не рассказал их секреты. Это называется "шило активно рвется из мешка". А поскольку российским СМИ давно уже не верят и поскольку Березовский был, кроме всего прочего, предатель, враг народа, казнокрад и т. д. — вот посему и возникают разговоры, что это наши голубоглазые мальчики замочили Березовского. И более того, что бы ни постановил коронерский независимый британский суд, осадок все равно останется.

У нас любят исторические параллели. Сейчас у нас действительно начинается 1937–й или идет вторая половина 1970–х с их все возрастающим маразмом?

— А почему же одно должно исключать другое? С одной стороны, то, что мы с вами об этом разговариваем, свидетельствует, что сейчас и не 1970–е, и не 1937–й. За границу выпускают свободно, рубли на доллары и обратно менять можно. В сущности даже можно за свой счет выпустить какую угодно книжку. В сущности можно работать, а можно не работать — дело хозяйское. То есть уровень свобод все–таки чрезвычайно большой! Такой, какого в России не было вообще никогда, не считая разве что 1990–е годы.

С другой стороны, государственная машина настолько порабощена личным обогащением всех своих узлов и винтиков, что она уже не может работать. Это первая угроза власти.

Вторая угроза: когда чиновник убеждается, что он может воровать безнаказанно, он начинает наблюдать власть в подзорную трубу, начинает полагать себя экономически достаточной единицей. И тогда наступает некоторая свобода на уровне чиновной элиты, что угрожает вертикали власти. Вертикаль рассыпается. А вертикаль должна сохранять себя, оберегать и укреплять. Поэтому все–таки отдельных вороватых чиновников придется сажать. Это не для того, чтобы народ лучше жил. Это для того, чтобы власть спокойнее жила. Однако заметьте: есть упорные сторонники посадки экс–министра Сердюкова, люто любимого армией, и есть противники: кому–то очевидно — пацан действовал по понятиям, на своей поляне, и, строго говоря, наказывать его не за что. С точки зрения армейской, на плацу под барабанную дробь сорвать погоны и позорно повесить, с чиновной — нельзя, всех не перевешаете. Хотя уж на отдельных веревки найдутся.

Опасность в том, что, когда начинают охотиться на верблюдов, почему–то под руку попадается больше зайцев. Так было в 1937–м, так бывало всегда. Поэтому, когда объявят охоту на чиновников, наша доблестная полиция начнет выполнять план, сажать и репрессировать будут гораздо больше невиновных, нежели тех, кто может откупиться. Мгновенно выполнят план по количеству посадок — а по качеству им плана не спускают.

Определенных зажимов и репрессий ждать, безусловно, нужно. Реанимация затихшего было Объединенного народного фронта тому свидетельство, уголовные дела против замгубернаторов тому свидетельство, додавливание оппозиции ногтем на столе как последних блох — это тоже тому свидетельство. Гайки продолжают закручиваться, это вне сомнения.

Олимпиада, чемпионат мира по футболу — вроде все радостные события, почему это вызывает так много раздражения?

— 1970–е — начало 1980–х характерны были тем, что население в массе своей испытывало раздраженную ненависть ко всем начинаниям своего государства. Это относилось не ко всем, но к значительной части людей — части сколько–то думающей, сколько–то приличной. Поэтому, когда в 1980–м бойкотировали московскую Олимпиаду, население встречало это со злорадством. Когда в стране что–то рушилось, население воспринимало это не как свою катастрофу, а как катастрофу власти и государства. Государство — это были не мы, государство — это были они, портреты политбюро…

Сейчас ситуация стала похожей. Когда в государстве что–то не так, население реагирует: "Так вам, сволочам, и надо". На олимпийской стройке, полагают многие, крадется много — крадется нагло, бесстыже, крадется вместо того, чтобы строить дороги, заводы, больницы, школы, университеты… И если у вас в феврале 2014–го будет +40°C, все растает и вы в очередной раз обгадитесь, то мы радостно выпьем. Это очень горестные настроения! Когда в стране устанавливаются такие настроения, это значит, что она просуществует недолго в такой государственной системе.

Сколько было разговоров о саммите на Дальнем Востоке, об этом мосте на необитаемый остров, об этих корпусах. Что интересно — к саммиту достроить их так и не успели, вместо гостиниц там используют теплоход. Больше об этом никто не вспоминает. Зачем это было сделано? Люди думают: чтобы украсть.

Так вот, если вы воруете деньги и прикрываете это высокими словами, то, как говаривал незабвенный Никита Сергеевич Хрущев, тем больше будет ваш позор, когда вы сядете известным местом в лужу.

Но революционная ситуация в России ушла. А сейчас какая ситуация?

— Ситуация плохая, потому что с беспрецедентной в истории стремительностью происходит самоликвидация великой державы. Мозги продолжают сливаться за границу. Капиталы продолжают вывозиться за границу. Государственные мужи ассоциируют образование своих потомков, будущее своих семей, свою старость с заграницей и покупают недвижимость за границей. То есть у верхушки общества сформировался менталитет обитателей страны третьего мира. И они ведут себя так, как полагается вести себя высокому чиновнику в стране третьего мира: он, чиновник, хотел бы жить в стране первого мира — и хрен с ним, с третьим, пускай выбираются сами.

Если учесть, что коренное население беспрерывно и неукоснительно сокращается, а замещение происходит населением иного этноса, иной культуры, иной ментальности, истории, религии, языка, то можно говорить о гибели страны, и возникает такое впечатление, что власть играет на понижение. Вот как на бирже играют на понижение акций какой–то компании, так и власти играют на понижение акций под названием Россия. Поэтому что можно — украсть, что можно — распродать, чтобы все деньги, которые можно рассовать по карманам, были получены в ближайшие несколько лет, а дальше хоть потоп. Эту ситуацию нельзя назвать революционной: когда пароход тонет, это совсем не похоже на торпедную атаку.

Как вы думаете, это все происходит по какому–то плану или, грубо говоря, от неумелости?

— Я прошу вас отнестись к моим словам внимательно: власть действует вполне умело. Нужно только правильно понимать направление этой умелости. Национальная идея России — это всемерное личное обогащение с последующим закреплением или сокрытием награбленного, заработанного, намошенничанного — как угодно. А политика является обслуживанием и крышеванием большого бизнеса. Обогащение первично, политика вторична.

Под этим углом зрения все действия власти оказываются абсолютно логичны: сокращать все расходы, а деньги увозить за бугор. Разумеется, они не вернутся в страну никогда, а в случае каких–то трудностей через доверенные банки молниеносно окажутся в чьих нужно конкретных карманах.

Вы сторонник одновременно и диктатуры, и демократии: "Власть должна переходить к тем, кого выбирает народ". Но голосуют за тех, кто больше всех обещает…

— Вне всякого сомнения. Знать отдельные исторические периоды очень полезно. Когда в I веке до н. э. в Риме заканчивалась республика и началась империя — тогда, когда выборы еще были, — стремящиеся к власти люди обещали все, лишь бы за них голосовали. Юлий Цезарь влез в сумасшедшие долги, но увеличил хлебное довольствие паразитам, то есть, говоря сегодняшним языком, социальщикам и устраивал гладиаторские бои по 200 дней в году. Жизнь превратилась в сплошной сытый праздник, и, разумеется, народ голосовал за Цезаря, хотя тот вовсе не собирался кормить народ всю жизнь.

Что надо всегда понимать: взять власть и распорядиться ею — абсолютно разные вещи. Поэтому у власти оказываются, как правило, не те люди, которые могут ею распоряжаться, а те, кто способен ее захватить. Это губительно для идеи честных, открытых, справедливых демократических выборов — на таких выборах всегда победит тот, кто будет всем обещать больше всего. Но есть исключения. В свое время, объявив войну Германии, Черчилль сказал британцам, что не обещает им ничего, коме пота и крови, кроме голода и опасностей, кроме бесконечных трудов и жертв, но иного выхода у них нет. Вот бывают такие политики, потому что народ не всегда дурак, не всегда побеждает тот, кто обещает больше конфет. Иногда все–таки побеждают те, кто говорит правду.

Ни одна из политических систем не является лучшей на все времена и во всех условиях. Еще Аристотель показал, как демократия переходит в охлократию, охлократия — в тиранию, тирания — в аристократию и т. д. Все течет, все изменяется, сказал Гераклит, это все знают, но редко понимают. То есть демократия отнюдь не является лучшей формой правления на все времена, как не бывает лучшего лекарства от всех болезней или лучшей пищи для тех, кто умирает от ожирения, и тех, кто умирает от голода. Когда корабль тонет, капитан должен быть абсолютным диктатором. Заметьте, капитан до сих пор обладает на корабле неограниченными диктаторскими полномочиями. Капитан — царь, Бог, судья и исполнитель приговоров. Таков морской порядок, иначе нельзя. Но, пока все в порядке, пассажиры с командой могут собраться и решить: плыть на Багамы или в Антарктиду. В экстренных, тяжелых, критических условиях люди инстинктивно, влекомые социальным инстинктом, стремятся к жесткому объединению, чтобы действовать как единый организм. Здесь диктатор — это мозг, который дает распоряжения, а дело остальных — подчиняться. А когда все в порядке, то совершенно незачем диктаторствовать, потому что люди сами желают решать, куда им ехать, чем питаться и как жить. Все дело в соотношении элементов. Нельзя рулить всегда налево или всегда направо — надо смотреть, куда идет дорога.

Между этими двумя крайностями лавируют все нормальные государства. Сегодняшняя демократия Запада исторически подготовлена многими веками весьма жесткого так называемого Средневековья и весьма жестокого так называемого капитализма времен технической промышленной революции. Вот эти тяжкие, кровавые века позволили нескольким поколениям жить легко, сравнительно свободно, сравнительно справедливо, сравнительно демократично. И потомки решили, что это и есть вершина. Это все равно что человек, который на саночках летит с горы, думает, что он будет лететь так вечно. Но сейчас мы видим, как эта демократия сама себя уничтожает, проповедуя терпимость к нетерпимым. Я говорю об исламском радикализме в современной Европе и США. Понятно, что через 100–200 лет картина будет совсем иной.

Тихий выход из ситуации для цивилизованного мира возможен?

— Я писал об этом 8 лет назад в книге "Великий последний шанс". Европа чудесно пожила, у нее своя давняя история. То, происходит в Европе сегодня, строго говоря, самоликвидация. Ни одна система не может жить вечно. Такова эволюция. Чтобы появилось новое, старое должно исчезнуть. Думаю, что, к моему величайшему сожалению, поделать с этим ничего нельзя. Если бы вдруг Господь Бог назначил меня своим наместником по Европе, то, разумеется, я стал бы диктатором Европы, чтобы наводить справедливость в рамках вверенной мне территории, но, по–моему, этого не произойдет.

Вы кому–то сейчас верите?

— Еще в те времена, когда в середине 1970–х я два года ходил на семинар молодых фантастов Бориса Стругацкого, он однажды сказал: верить можно только в Бога, остальное следует знать. Если речь идет о доверии к словам политиков, то сейчас столько народа клянется в том, что они религиозны, но сказано же: по делам их судите, слова не стоят ничего, если дела говорят иное. Дела современных политиков говорят такое, что их словам верить невозможно.

Вы говорили: не начинай никакого дела, конец которого не находится в твоих руках. Такие люди в России есть?

— Мне очень жаль, но я не в состоянии ответить на этот вопрос. Правда, я не политик, в политических сферах не вращаюсь и с политиками знаком мало. Если говорить о так называемой сегодняшней оппозиции, мое доверие вызывают два человека: Алексей Навальный и Андрей Пионтковский. Если же говорить о способности сегодняшней либеральной оппозиции в России к переустройству государства, то, боюсь, эти способности близки к нулю.

Заметьте, когда в России произошла Февральская революция 1917 года, ни одна группировка не смогла договориться ни до чего, не смогла предложить ничего внятного. В этой мутной воде большевики сделали переворот и взяли власть. Большевики — это была абсолютно не российская партия. Это была очень жесткая, типично европейская партия, созданная по закрытому антилиберальному типу.

Кроме того, когда говорят, что революции пожирают своих детей, обычно не понимают, что есть, скажем, первая волна нападающих — это затратный материал разового использования, десантник в бою рассчитывается на 20 минут. Есть вторая волна, которая должна дойти дальше, закрепиться и все равно быть выбитой. А есть третья, которая придет потом, свежая, и действительно закрепится на этой территории. То же в революциях: первая волна — ниспровергатели, вторая — переустроители, третья — устроители, творцы, консерваторы, они уничтожают обе предыдущие волны, потому что те им мешают. Нынешние либералы — это такая мелкая даже не долбильная, а сверлильная машина, которая сверлит власти пятки. Думаю, шансов самим что–нибудь построить на государственном уровне у них нет.

Думаете, России предстоит пережить эти три волны?

— Нельзя противопоставлять революцию эволюции. Революция — это узелок на нити эволюции. Любой процесс развития скачкообразен, по прямой линии только сова летает.

Революция — это скачок на линии эволюции. Без них ничего не случается, это как мутация: вдруг раз — и все. Как грипп: вирусы живут в тебе неделю, а потом раз — и ты за 2 часа заболел. Так что не надо думать, что кто–то застрахован от революций, ибо они в природе вещей.