Дмитрий Циликин, побывавший на постановке "Тихого Дона" в театре "Мастерская", удивился бешеному темпераменту молодых актеров, без которого нельзя рассказывать эти истории про то, как от любви можно умереть, а за честь — убить.
Сдюжить 8–часовой спектакль (с тремя антрактами) само по себе еще не подвиг — кое–какое шарлатанское театральное очковтирательство и подольше длится. А вот то, что ни на одном участке этого марафона не сбивается дыхание, не уходит энергия, не вянет действие, — в самом деле заслуга. Тем более ценная, что "Тихий Дон" на сцене "Мастерской", образовавшейся 3 года назад из выпуска Григория Козлова в Театральной академии, играет следующее поколение его учеников — третьекурсники.
Таким образом, спектакль, с одной стороны, включен в афишу профессионального театра и потому должен быть рассмотрен без скидок на нежный возраст, а с другой — он все–таки студенческий и кроме собственно художественных достоинств призван продемонстрировать, чему ребята научились.
Научились они профильным дисциплинам как следует: владение сценической речью позволяет освоить говор, сделать органичной интонацию и саму лексику, которой изъясняются герои эпопеи Михаила Шолохова. (Ощущению достоверности помогает и декорация Михаила Бархина: дерюжные стены, телеги с сеном, заборы из неструганой березы, мостки через ручей, врезающиеся прямо в зрительный зал.)
Уроки сцендвижения, танца, вокала тоже не прошли зря — спектакль напитан казачьими лирически–протяжными и ухарски–задорными песнями, прошит и настоящими плясками, с присядкой и соревнованием в рубке шашкой, и метафорическими — конная атака, косьба, прочие групповые ритуалы станичной жизни азартно станцованы.
Это хоть необходимые навыки, но все же они прилагаются к главной дисциплине — актерскому мастерству. Ему в классе профессора Козлова тоже учат отлично. Здесь владеют тем, чем всегда была сильна и ценна русская психологическая школа, — умением дать жизнь вымышленным героям, заставить нас сопереживать их чувствам.
Никто не играет густую характерность, не кладет возрастной грим, разве что пластика меняется (и то сказать — в романе проходят целые жизни), мало того, некоторые актеры изображают по несколько персонажей, но вот ведь удивительный эффект — разворачивается сцена, другая, и ты внутренне соглашаешься, привыкаешь, что эти два парня — братья Григорий и Петро Мелеховы, этот, повыше, — отец их Пантелей, эта хрупкая большеглазая девочка — мать Василиса Ильинична. Даже в то, что может быть такая Аксинья — категорически не похожая на Элину Быстрицкую в фильме Сергея Герасимова 1957 года. Потому что веришь не совпадению со стереотипами восприятия знаменитых героев знаменитого романа, но правде взаимоотношений и градусу эмоций.
А градус очень высок. Оказывается, у современных молодых людей, вообще–то не слишком подверженных трагическим страстям, может быть такой горячий, бешеный, захлестывающий темперамент, без которого нельзя рассказывать эти истории про то, как от любви можно умереть, а за честь — убить.
Ансамбль сложен правильно — не скажешь, что все равно хороши, но соблюдена справедливая иерархия: более сильные получили главные роли, кто послабее — эпизоды, массовка, фон.
Театральное образование всегда было и остается очень дорогим. Притом работа будущим обладателям актерских дипломов, даже хорошо обученным, отнюдь не гарантирована. Однако нет лучшего способа по–настоящему прочитать большую литературу, как исследовать ее этюдным методом и сыграть. И нет лучшего пути стать человеком культуры, как проникнуться большой литературой. И нет лучшей траты государственных денег, чем на воспитание людей культуры.
Впереди у студентов Григория Козлова работа над "Братьями Карамазовыми".
