"Выходной Петербург". Велодорожка к Смольному

Как–то сразу чувствуешь, в модном ты месте оказался или нет. Только что завершился форум "Будущее Петербурга", проходивший в "Астории".

Обычно конференции с участием смольнинских чиновников, архитекторов и градозащитников похожи на телевизионные ток–шоу.

Заранее понятно, кто какую роль играет, где будет дозированная истерика, а где неприкрытый сарказм. Что скажет Никита Явейн и чем ответит Алексей Ковалев; все равно обычно интересно. Но в "Астории" присутствовали не только привычные персонажи подобных посиделок, но и иностранцы (по преимуществу скандинавы), и московские первачи, и, главное, масса молодой модной молодежи. Публика как на премьере Ларса фон Триера.

В подобном интересе несколько причин. Прежде всего, это запрос поколения Болотной, поколения, которое хочет жить и свободно, и комфортно. Свободно пока не получается, сосредоточимся на изяществе и удобстве.

Обычный в русской истории переход к "малым делам" после несостоявшегося политического подъема. И такая смена приоритетов, кажется, теоретически вполне устраивает власть. Во всяком случае, деятельность Собянина и Капкова в Москве вполне отвечает запросам "белоленточников": развитие общественных пространств, велодорожки, озеленение, муниципальные выборы, ограничение движения в центре. Мера за меру. Вы не выходите на площади — мы поставим скамеечки.

Мода на Urban Studies пришла в Россию с многолетним опозданием. Первым ее адептом стал создатель "Афиши", гениальный Илья Осколков–Ценципер: московская "Стрелка" — его детище. В Питере до поры до времени архитектурные проблемы воспринимались как более актуальные, нежели градостроительные. Со времен "Англетера" и дома Дельвига главное — сберечь то, что есть, а не думать о будущем. Мы до последнего времени жили как бы обернувшись назад, в 1913 год.

Сейчас, похоже, в общественном сознании происходит поворот. Помимо борьбы за сохранение начали думать о созидании. То, что зависит от общества и бизнеса, уже делается. Возникли сами собой скопища почти берлинских стильных баров. Улица Рубинштейна вошла во все путеводители своим разнообразным общепитом. ЦПКиО без всяких инвестиций стал фестивальным центром и физкультурным раем. Новая Голландия привлекает к себе любителей стритбола и фрисби. И, наконец, Петербург стал ощутимо чище.

Между тем градостроительная политика зависит в решающей степени от исполнительной (а в Петербурге — и законодательной) власти.

Общественность может суетиться, интересоваться урбанистикой, проводить конкурс на лучшую застройку Канонерского острова (кстати, проекты были отличные). А Смольный пока что не сформулировал приоритетов развития Петербурга. Если это туризм, хай–тек, торговля и логистика, что кажется логичным, то мнение общественности и власти совпадает.

Но тогда не нужно принимать новые учреждения и чиновников из Москвы. Закладывать надо не только храмы, но и парки. Иметь больше крытых катков, осветить лыжни и аллеи для прогулок. Завести слона и коалу в зоопарке. Город должен быть зеленым, компактным, понятным для иностранцев; безобразные маршрутки сменить пристойными автобусами. Не нужны ни только антигуманные свалки новых домов по обе стороны КАД, но и намыв в Сестрорецке и город–спутник Южный.

Зато надо продолжить программу, начатую в 2003 году Владимиром Яковлевым, раскрывать и обихаживать проходные дворы, думать о пешеходных улицах. Необходимо строить новые кварталы на месте закрывающихся предприятий Обводного канала, юга Выборгской стороны, Ново–Адмиралтейского и Матисова островов, Чекущ.

Интерес к градостроительству позволяет в идеале установить настоящий диалог между градозащитниками, девелоперами и властью.