Журналист Сергей Князев - о книге Роберта Грина "Мастер игры".
У Роберта Грина вышла в России книга "Мастер игры". Бизнес–консультант американец Роберт Грин известен у нас главным образом как автор книги "48 законов власти" — самого внятного, пожалуй, со времен "Государя" Макиавелли трактата о законах управления. "48 законов" — книга, как вы помните, емкая, поджарая, дозированно циничная и эпатажная: "Чистосердечные проявления честности и великодушия усыпят бдительность самых подозрительных. Когда ваша избирательная честность пробьет брешь, можете обманывать людей и манипулировать ими как хотите". Не то чтобы Грин, усыпив бдительность читателя, совсем уж расслабился, продолжая стричь купоны от реализации бестселлера, который переиздается вот уже полтора десятка лет, но свежее его сочинение не обнаруживает никаких следов потакания публике, или, если угодно, увлечения маркетингом текста.
Предмет штудий Грина на этот раз — не столько собственно власть, сколько мастерство, понимаемое автором как "состояние, когда кажется, что нам более, чем когда–либо, подвластны Вселенная, окружающие, да и мы сами". "Мастер игры" представляет собою весьма пространное, со множеством длиннот, повторов, разъяснений всем известного и само собой разумеющегося (почти 600 страниц) собрание жизнеописаний выдающихся мастеров, людей, добившихся власти над Вселенной, окружающими и собой. Каждая биография оказывается, говоря языком бизнес–школ, неким кейсом. Чья–то жизнь в виде урока: как быть верным своему призванию; как быть преданным, послушным и вместе с тем внутренне свободным учеником; почему так важны детали; как важно любить предмет своих занятий; почему необходимо научиться видеть людей такими, как они есть. Ну и так далее.
Среди персонажей Леонардо да Винчи, Бенджамин Франклин, Моцарт, Гете, Эдисон, Генри Форд, Пруст, Эйнштейн, Гленн Гульд, а также наши современники: тренер по боксу, танцовщица, летчик, лингвист — вероятно, весьма известные в Америке фигуры, чьи имена, однако, боюсь, не скажут российскому читателю ничего абсолютно, да и подвиги их, прямо скажем, не поражают масштабом: "Три сбитых за время службы самолета — это максимальное достижение для американских летчиков со времен войны во Вьетнаме"; "В своих произведениях стремится исследовать психологию восприятия окружающего мира; с этой целью создает своего рода виртуальные реальности, бросающие вызов стандартным представлениям об искусстве и природе". Да половина любого нашего приморского города числит за собою такие свершения. Видимо, автору зачем–то нужно было продемонстрировать: гении и мастера — это не только легендарные имена, это здесь и сейчас. Герои — рядом с нами.
Тем не менее каждая история — и о современниках, и о классиках — по–своему замечательна. Меня более всего впечатлил двойной портрет европейских медиков, иллюстрирующий важность социального интеллекта, иными словами — умения общаться. Грин рассказывает, показывает, доказывает: будь ты хоть трижды гений, но, если не можешь обольстить окружающих своими идеями, ничего у тебя не получится.
Вот венгерский акушер Игнац Земмельвайс, призывавший коллег соблюдать элементарные сегодня правила врачебной гигиены (дело было до открытия вирусов и бактерий), а именно мыть и дезинфицировать руки перед осмотром каждого больного, чего в середине XIX века не делалось, так и не смог доказать собственную правоту и настроил всех против себя — даже тех, кто вроде бы его взгляды разделял. Вести себя как Чацкий на балу: "Все идиоты — один я нормальный" — позиция эффектная, конечно, но, как выясняется, непродуктивная. В итоге доктор Земмельвайс умер затравленный, никем не понятый, без работы и гроша в кармане. В общем, и пациентов не спас, и с окружающими нехорошо получилось. И вот его полная противоположность — английский кардиолог Уильям Гарвей, тоже намного опередивший время. При этом Гарвей, как писал его приятель Томас Гоббс, "был единственным человеком из тех, кому, несмотря на зависть и вражду, довелось при жизни установить новую доктрину, увидеть торжество своих позиций".
В этом смысле довольно точным оказывается перевод названия книги, на первый взгляд — несколько своевольный. Оригинал называется Mastery, что на русский может переводиться двояко: 1) власть, господство; 2) мастерство, искусcтво. Между тем автор не только поет гимн профессионализму и мастерству, но и прямо говорит: если хочешь выиграть — нужно играть во все эти социальные игры.
