Чью карьеру хамство может погубить, а кому только поможет

В середине мая Павел Астахов, уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка, выступая в защиту неравного брака 17–летней чеченской девушки и далеко не молодого чеченского мужчины, сообщил: "На Кавказе раньше происходит эмансипация и половое созревание, давайте не будем ханжами. Есть места, где женщины уже в 27 лет сморщенные, и по нашим меркам им под 50. А вообще Конституция запрещает вмешиваться в личные дела граждан". Реплика удивила многообразием смыслов, от оправдания легкой педофилии до восприятия женщины как визуального объекта, вся ценность которого сводится к набору внешних характеристик.

За безответных кавказских женщин солидарно выступили феминистки, придумавшие хештег "сморщенные", под которым и публиковали в соцсетях собственные фотографии с устрашающими гримасами. В результате Астахов, конечно, извинился перед женщинами, да так, что впору начинать следующую кампанию против мачизма во власти: "Господь Бог создал Женщин, чтобы мы могли их любить, защищать, беречь, воспевать. Неловкое сравнение, опрометчивое слово, вырванное из контекста рассуждений, не могут изменить мое отношение к Прекрасному Полу. Любил, люблю, буду любить и уважать!" Для человека, не разделяющего патриархатной системы взглядов, такое извинение звучит оскорбительным, издевательским, продолжающим в благостной форме гнуть ту же линию: женщина — объект, на который могут быть направлены действия активного субъекта — мужчины. Впрочем, все это вполне в духе нынешней линии партии.

Умение брякнуть что–нибудь эдакое при большом скоплении народа, да так, чтобы никому не было обидно, а все посмеялись над брякнувшим и еще 20 лет вспоминали эту якобы неловкую фразу, ушло вместе с политиками поколения Виктора Черномырдина и Бориса Ельцина. Ушел размах, удаль и талант к неуклюжим афоризмам, которые, как ни странно, очень точно выражали метафизические смыслы русской культуры. И ельцинская загогулина, и черномырдинское "никогда такого не было, и вот опять". Это не просто оговорки. И даже вовсе не оговорки. Это, можно сказать, публичные прозрения людей, чувствующих толпу, народ и его коллективное бессознательное. Такие реплики остаются в цитатниках и удерживают их автора в памяти народной как выразителя потаенного смысла: "Наша страна стоит на краю пропасти, но благодаря президенту мы сделаем шаг вперед!" (Борис Ельцин).

Эту линию из современных русскоязычных политиков отчасти продолжает Александр Лукашенко — и парафразом ельцинских размышлений о судьбах России: "Беларусь стояла на краю пропасти, а я помог ей сделать шаг вперед", и четкими определениями, раздаваемыми оппонентам: "Я не хочу говорить о всяких Баррозу (председатель Еврокомиссии), других козлах, быках и прочих… Козлы — они и есть козлы…"

Юродивый Николка

Традиционная для русской культуры разновидность некорректных высказываний — откровения блаженного, юродивого, чьими устами говорит Бог, сообщая неприукрашенную правду. "Нельзя молиться за царя Ирода, Богородица не велит", — кричит юродивый Николка в трагедии "Борис Годунов". Это непростая для современного человека роль, с которой все же справляются некоторые публичные ораторы. Например, Геннадий Онищенко имел свойство изрекать критические истины вполне в концепции образа юродивого: "Свинья очень близка нам по своей физиологии… Природа указывает нам на наше место в эволюции". Более приземленно Онищенко ополчался на национальные кухни и продукты, не подходящие русскому человеку, веками взращивавшемуся на репе: "Что в ней хорошего, в японской кухне, глистами только заразиться можно…", "…гамбургеры, даже без червей, не есть правильный выбор питания для населения Москвы и России. Еда эта — не наша!"

На роль придворного блаженного иногда просится Александр Проханов, но свойственное ему многословие несколько размывает имидж: "Гайдаровский форум" мне напоминал такой магический хоровод вокруг мумии Гайдара, который, казалось бы, ушел из политики, экономики, но все еще здесь присутствует. И это подыстлевшая мумия по–прежнему источает свое зловоние во всю русскую жизнь, экономическую, духовную, политическую, мировоззренческую".

Новый лексикон

В целом на смену мастодонтической риторике первых лет публичной политики в новой России пришел приземленный лексикон людей, в целом мыслящих двумерно, а по неосторожности ухитряющихся в двух словах нахамить всему обществу в целом и наиболее склонным к негодованию его частям. Это, конечно, тоже способ войти в историю, но с черного входа. Оскорбляют по недомыслию наиболее уязвимые социальные группы — тяжелобольных людей, детей в первую очередь, пенсионеров, ветеранов. Оскорбляют теле– и радиоведущие, эксцентричные бизнесмены, лояльные чиновники.

Мария Аронова, ведущая программы "Все будет хорошо" на телеканале "Россия–1", сказала о детях с синдромом Дауна: "Вы, когда ночью проходите по темному коридору, не боитесь, что ваш 11–летний ребенок вас прирежет? Или что даст вам по голове тяжелым утюгом? Этот ребенок может убить своего близкого, она не понимает ничего!" И уже упомянутый Павел Астахов тогда потребовал публичных извинений от канала "Россия–1".

Виктория Колосова и Алексей Веселкин, смеявшиеся в эфире радиостанции "Маяк" над симптомами муковисцидоза, в частности над соленым потом, вписывая неизлечимое генетическое заболевание в развеселый контекст питья текилы, были уволены только после бурного возмущения общественности.

Андрей Аршавин раздраженно сказал, после того как сборная России не вышла в четвертьфинал чемпионата Европы: "То, что мы не оправдали ваши ожидания, — ваши проблемы", от души приложив всех своих болельщиков, которые в последние годы — несомненно уязвимая социальная группа.

Сергей Полонский прославился афоризмом: "У кого нет миллиарда, могут идти в жопу", тем самым отправив по указанному адресу 99% населения страны.

Председатель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества Московского патриархата Всеволод Чаплин сообщил: "Если девушка носит мини–юбку, она может спровоцировать не только кавказца, но и русского. Если она при этом пьяна, она тем более спровоцирует. Если она при этом сама активно вызывает людей на контакт, а потом удивляется, что этот контакт кончается изнасилованием, она тем более не права". Об операции по пересадке головы рассуждает так: "Люди, которые окажутся в таком пересаженном теле, станут лишь частично людьми. А то и чем–то прямо противоположным тому человеку, которого мы сегодня знаем".

Вице–премьер Дмитрий Рогозин в своем блоге намекает на памятный концерт Мадонны в России, во время которого Мадонна выказала симпатии и поддержку Pussy Riot: "Каждая бывшая б. с возрастом стремится читать всем лекции о морали. Особенно во время зарубежных турне и гастролей".

Замдекана одного из факультетов МФТИ Владимир Талисманов об убийстве Бориса Немцова: "Одной мразью стало меньше". Реплика оскорбительна не только из–за несоответствия этикетным требованиям (о мертвых хорошо или ничего), она показательна тем, что резко негативной оценке подлежит человек, который не может ответить — возразить или оправдаться.

Репутационные издержки подобных публичных реплик пока еще велики, но пройдет некоторое время, и общество привыкнет к ежечасным пинкам. Градус хамства за последние годы только увеличивается. На критику теперь принято огрызаться, юродство не в чести, а роль шута давно не кажется почетной. Подтекстов у нас теперь не понимают.

Невежество

В основе оскорбительных ляпов часто лежит невежество. Так, в рейтинге самых уродливых памятников мира, опубликованном американским каналом CNN, мемориал "Брестская крепость — герой" подвергся эстетической критике в не самых удачных выражениях: воин, символизирующий мужество советского народа в годы Великой Отечественной войны, выглядит "обозленным" либо "страдает запором", а памятник напоминает "не только о победе Советского Союза во Второй мировой войне, но и о том, что с Белоруссией не стоит ссориться". Примерно по такой схеме приобрела свою медийную популярность Дженнифер Псаки, оскорбительным образом бравирующая своим незнанием географии (и правда, какая разница, где именно находятся эти малозначительные страны на другом континенте?..).

Впрочем, бывает, что и, наоборот, интеллектуальное превосходство, по мнению говорящего, освобождает его от необходимости учитывать чьи бы то ни было возможные реакции. За неуместную демонстрацию интеллекта поплатилась руководитель учреждения культуры "Агентство культурного и социального развития" подмосковного Сергиева Посада Наталья Ганина, которая была освобождена от занимаемой должности за недопустимые высказывания в адрес героев Великой Отечественной войны. Поводом для увольнения стала запись выступления Ганиной в ходе заседания некоего "интеллектуального клуба", где она говорит, что не является патриотом, и спрашивает: "Нужны ли нам в принципе герои?", а также высказывает мнение, что "герой, который формировался в советское время, — это был в определенной степени ложный образ".

Талант

Под видом речевой неловкости нахамить оппоненту так, чтобы не задеть никого по соседству, — тоже талант, не всем доступный. Этим талантом владеет Владимир Путин, чьи ремарки всегда отчетливо адресованы и преследуют определенную цель. Если оппонент оскорбляется — увы, на войне как на войне, военная этика выглядит несколько иначе, чем в мирное время. Кроме того, оппонент власти априори не является уязвимой беззащитной социальной группой, напротив — осознает себя как силу, противопоставляемую действующей власти. И получает уничтожительные ответные реакции. Протестующим против режима Путин адресует недвусмысленную характеристику: "Если говорить откровенно, я, когда увидел на экране что–то такое у некоторых на груди, честно вам скажу, неприлично, но тем не менее я решил, что это пропаганда борьбы со СПИДом, что это такие, пардон, контрацептивы повесили. Думаю, зачем развернули только, непонятно".

Любопытным журналистам, опровергая слухи о свадьбе с Алиной Кабаевой, дает моральные ориентиры: "Я всегда плохо относился к тем, кто с каким–то гриппозным носом и со своими эротическими фантазиями лезет в чужую жизнь".

Такие путинские фразы на своем уровне обращаются к коллективному бессознательному, точно улавливая настроение российского общества, в котором людей, декларирующих толерантность, принято называть толерастами.

Себе дороже

Хамство в разных формах, от неуклюжей шутки, задевшей чувствительные слои населения, до агрессивной отповеди оппоненту, в России распространено. Хамство запоминается, работает на имидж, приносит результаты. Но не всем удается долго продержаться на плаву, пользуясь только этой стратегией.

Высказывание на грани фола — это талант, который, несомненно, есть, например, у Владимира Жириновского, работающего в этом жанре уже больше 20 лет, дизайнера Артемия Лебедева, который любит разворошить какое–нибудь осиное гнездо, и предпринимателя Олега Тинькова, известного резкими суждениями о российском бизнесе. В чем секрет их успеха? Жириновскому сходит с рук даже призыв изнасиловать журналистку, Лебедеву — оскорбление ветеранов, названных им трусами, Тинькову — пренебрежительная тирада в адрес стартаперов за смузи и тыканье пальчиком в планшетики в коворкингах. Вероятно, у каждого из провокационных публичных спикеров настолько прочно сформированный имидж, что от них никто и не ждет ничего другого. Опираясь на свой авторитет в резких высказываниях, они не ограничиваются сугубо профессиональной сферой.

С другой стороны, когда Иван Ургант в кулинарной передаче сравнил нарезанный сельдерей и порубленные украинские деревни, он стал персоной нон грата на Украине. А когда Барак Обама за боулингом неудачно пошутил, что чувствует себя как спортсмен Параолимпиады, извиняться ему потом пришлось долго. Практика показывает, что лучше не трогать уязвимые социальные группы ни всерьез, ни в форме шутки, если вы не Жириновский. Не оскорблять тех, кто слабее, не издеваться над физическими уродствами и тяжелыми недугами. Не насмехаться над страданиями, моральными и физическими, оставить в покое религиозные чувства. Словом, обычный этикет. Хамить тому, кто не может ответить, подло. А хамить тому, кто ответить может, порой рискованно, хотя чувство опасности редко останавливает агрессора.

Может быть, хамить и незачем? И тогда публичная сфера в современной России перестанет быть похожей на перепалку на коммунальной кухне.