Театральный критик Дмитрий Циликин — о спектакле "Шоколадный солдатик" в МДТ.
У американского режиссера Андрея Щербана были другие репертуарные предложения, однако пригласивший его на постановку в своем театре Лев Додин настоял на "Оружии и человеке" Бернарда Шоу (спектакль переименовали в "Шоколадного солдатика"). Что же так зацепило Льва Абрамовича в, как всегда у Шоу, насквозь ироничной, нашпигованной его знаменитыми парадоксами комедии? (Кстати, по признанию Щербана, и он в процессе репетиций увлекся этой пьесой 1894 года.)
1885–й, Болгария. Ну, у ехидного драматурга–ирландца это условно–театральная "Болгария". Болгария понадобилась Шоу, чтобы поместить свой сюжет в обстоятельства действительно имевшей место двухнедельной войны. Болгария что–то не поделила с Сербией, воевать с которой отправляется майор Петков и жених его дочери майор Сергей Саранов. Поскольку оба народа находятся на примитивной ступени развития, болгарами командуют русские офицеры, а сербами — австрийские. В число которых затесался и швейцарский наемник капитан Блунчли.
Все эти ингредиенты Шоу кладет в кастрюлю, ставит на огонь и варит бурлящий водевиль. Блунчли спасается от преследующих его болгар в спальне дочери Петкова Раины. Та под влиянием внезапно вспыхнувшей симпатии кормит его шоколадными конфетами (до каковых он такой охотник, что вместо патронов носит в подсумке шоколад, то есть капитан и есть Шоколадный солдатик), после чего спроваживает незваного гостя, обрядив в папашин жакет. С победой возвращаются ее отец и жених. Тут припирается Блунчли, дабы жакет вернуть. Параллельно Сергей клеит горничную Лукку, та помолвлена со слугой Николой, узлы фабулы затягиваются все туже, пока наконец швейцарец не сватается к Раине, а Саранова не захомутает Лукка, happy end.
Шоу традиционно относят к мастерам английской разговорной пьесы, в которой кружевные остроумные диалоги важней событий. Щербан не пропускает ни одной репризы, делает точные акценты на всех смыслообразующих репликах, но притом загоняет действие до галопа. Здесь он нашел надежных союзников в высокопрофессиональных актерах Малого драматического, которые умеют играть быстро, но внятно.
Художник Анка Лупеш построила павильон, в стенах которого кроме дверей имеются многочисленные окошки, от пола до потолка, так что персонажи наяву и в воображении выскакивают откуда угодно. Она же одела их по моде 1880–х — дам в туалеты с турнюрами и не менее эффектное белье, мужчин — в мундиры и каски с плюмажами. На авансцене расставлены изрядного размера конные оловянные солдатики. И весь этот имперский русско–австрийский шик в его балканском изводе нужен, чтобы обнаружить немедленно вылезающую из–под него беспросветную глупость. Начиная с первой сцены, где мать Раины и жена Петкова Катерина — великолепная Наталья Акимова, захлебываясь патриотическим восторгом, рассказывает дочери про победу болгарского оружия, одержанную под командованием Саранова. Этот Саранов — красавец, будто сошедший с этикетки монпансье, едва не лопается от самодовольства, принимая картонно–героические позы, — удача молодого Артура Козина, ставшего одним из лидеров актерского ансамбля. Из мастеров труппы МДТ кроме Акимовой занят Сергей Козырев — его Петков тоже дурак набитый, перемежающий шовинистскую риторику рацеями насчет того, что все болезни — от частого умывания. Противостоит сборищу комических болванов Блунчли (Станислав Никольский), в уста которого Шоу вкладывает один из своих заветных парадоксов: профессиональный солдат воюет лишь в случае крайней необходимости. Ибо страсть к войне есть форма помрачения рассудка. Эту ли пьесу сейчас не ставить?
