Управляющий партнер петербургской юридической фирмы CLC, доцент юридического факультета СПбГУ Наталья Шатихина о головокружительных карьерах однокашников, об участке на Крестовском острове, об удивительном миролюбии молодых бизнесменов, а также о том, что делать и чего не делать, если к тебе в квартиру рано утром вломился СОБР.
Наталья, что для вас первично: фирма или кафедра?
— Это взаимоподпитывающие понятия. Наверное, я себя больше чувствую практикующим юристом, потому что работа эта занимает куда больше времени, чем работа на факультете. Работу на кафедре я рассматриваю как некий вариант pro bono: я должна научить людей. Потому что студент должен верить человеку, который ему говорит. Чтобы он верил, он должен видеть человека, который сам чего–то добился — в науке или на практике. С другой стороны, факультет — место, где у тебя не ржавеет мозг. Потому что практика у нас ущербная, выдает несколько стандартных схем — и все. От тебя больше ничего не требуется. А в уголовном праве вообще ширина тропинки — 20 см. Преподаватель же читает всю практику, всю теорию, да еще время от времени сам писать должен. Еще это кадровая работа: я могу выбрать из молодых ребят с факультета перспективных и пригласить в нашу фирму. И я реально знаю, кто чего стоит.
С юрфака СПбГУ вышла добрая половина топовых юристов страны. Следите за карьерой своих выпускников?
— Я за многими слежу, благо сейчас соцсети это позволяют. Шесть действующих министров — наши выпускники, за ними и так все следят. Да и рынок заполнен фирмами с участием моих однокашников. Где–то уже и мои студенты подтягиваются, но в основном наше поколение.
Мы все работали уже с первого курса. Все менялось стремительно, и все начинали работать еще студентами. В моей юности были конторы, состоящие из одних студентов. Все изменилось, и они оказались в равном положении со старыми юристами. Лекции на факультете были самым актуальным источником правовой информации. Баз данных не было, законодательство отслеживали по "Российской газете", писали все с листа.
Тогда и сформировался нынешний юридический рынок. Даже в юркомитете мэрии работали студенты–выпускники, хотя и было противоречие с законом о госслужбе, но надо было набрать людей, которые понимали, как надо работать. Люди заканчивали учебу уже ведущими специалистами администрации. Вижу своих первых выпускников, которым сейчас за 30, и некоторые многого достигли. Мы сейчас смеемся, но Михаил Гальперин, замминистра, — это уже поколение моих студентов.
Конкуренцию вам ваши студенты составляют?
— Для их поколения создать крупную контору с нуля почти нереально. Рынок к середине нулевых был фактически полностью сформирован, они оказались в более сложном положении, чем мы. Сейчас они могут вести самостоятельную практику, где–то они более шустрые, могут какого–то клиента забрать. Но в серьезных проектах конкуренция идет уже между крупными фирмами. Поэтому мои студенты в основном работают у кого–то. В масштабе рынка крупных игроков ни в России, ни в мире появиться, как считается, уже не может. В результате слияний, дроблений действующих игроков — да. Скорее возможна другая ситуация: когда небольшая фирма сидит годами в каком–то теплом кармашке. Это вполне возможно, но вы же понимаете, что это вопрос не конкурентной борьбы. Иногда случаются ситуации, когда молодой специалист, как говорят на нашем жаргоне, "ловит звезду". Ему 30 с небольшим, к нему начинают идти первые клиенты, совращать его предложениями на них поработать — им это, может быть, было бы дешевле. Здравая реакция состоит в том, чтобы предложить себя сделать партнером в своей же фирме и взять на себя этот аккаунт. Но некоторые уходят в свободное плавание, и, сколько я таких случаев помню, они остаются небольшими — иногда очень бойкими, но небольшими — игроками. И крупный проект они все равно вытащить не могут. Потому что у него есть два–три человека, а чтобы вытащить проект, должно работать 15 иногда очень разноплановых людей.
Ваши ключевые практики, как я понимаю, банкротства и уголовные дела?
— Мы много занимаемся проблемными активами. У нас прекрасные практики недвижимости, инфраструктуры, но сегодня половина активов — проблемные. И почти каждый спор заходит в уголовную сферу. Я с удовольствием занималась бы любимым делом — анализировала бы риски. Но платить за это мало кто готов. Крупные компании часто предпочитают отдавать такую работу иностранным консультантам. А потом я то и дело вижу у пришедшего ко мне клиента положительное заключение от международной фирмы по ситуации, которая в итоге взорвалась. Ты читаешь и спрашиваешь: а кто вам, ребята, такое написал? По закону все правильно описано, и риски вроде бы проанализированы. Но это же изначально была мертвая схема! И другая крайность: у нас бытует в народе миф, что дешевые юристы лучше, все равно от них ничего не зависит. В итоге мы уже сталкиваемся с ситуацией, когда она запущена.
Рынок сегодня переполнен околоюридическими шарлатанами. Сейчас все стараются разработать все новые и новые стандарты оказания юридических услуг. А нужно–то другое: надо просто развенчать этот народный миф.
Ну есть ведь рейтинги…
— Рейтинги работают на западном рынке. А у нас часто для людей позиция фирмы в рейтинге — это признак того, что она не по карману. Когда среднестатистический человек узнает, что адвокат работает на крупную фирму, он скорее откажется от услуг. Он, может быть, был бы готов к нему обратиться как к отдельному адвокату, но видит красивый офис. Еще о деньгах никто не говорил, а он уже презюмирует, что в гонораре будет заложен и этот офис.
А между тем большая компания может себе позволить то, чего не может маленькая, — не получать крупных текущих возмещений. У нас сейчас начинается движение в эту сторону, и крупные компании, те же госкорпорации, часто не готовы много платить за текущую работу. Они готовы платить success fee, по результату. Что это значит? А то, что в течение 4–6 месяцев компания будет работать бесплатно или почти бесплатно. Сохранится ли этот тренд дальше или это просто примета кризисного времени — посмотрим. Хотя в России бизнес в основном мыслит простыми категориями: он хочет представлять себе уровень затрат на стадии планирования. А крупные заказчики вообще говорят: мы нисколько затрат сейчас нести не будем. Вы можете взять этот проект, отработать и получить 20%.
Иногда выкупаем требования. У нас есть финансовые инструменты в управлении, которые позволяют в иных случаях забрать ситуацию под себя. Я считаю, что это неверно, не совсем юридическая работа. Но многие юристы выкупают, потому что считают, что им так дешевле. Только полной уверенности, что, вложив 10–15 млн рублей, ты в конце получишь что–то назад, нет. Ты можешь хорошо проанализировать правовую позицию, но у нас всегда есть вероятность, что человека, уже обложенного со всех сторон, почему–то выпустят за границу. И мало кто готов вкладываться, зная, что будет очень серьезное противодействие, в том числе коррупционное.
Участок на Крестовском, где ваши партнеры строят дом, тот самый случай?
— Нет, это проект, никакого отношения к юридическому бизнесу не имеющий. Это просто вложение клиентских денег партнерами, управление инвестициями. У нас есть несколько таких проектов, которые требуют вложения денег, а у некоторых клиентов есть потребность в таком инвестировании. Обычно начинается с какого–то непрофильного актива, который создает проблему. Впрочем, конкретно я к этому проекту не имею отношения. Краем глаза слежу, просто чтобы понимать, что там все в порядке.
А завод "Комплект", долги которого купили ваши партнеры?
— Чем–то схожая ситуация. Был вложен актив — без меня, я даже не участвовала в принятии этого решения. Должен был получиться короткий и профицитный экономический проект без всяких проблем. Формулировалась задача помочь людям, перехватив острую ситуацию, и с каким–то доходом из нее быстро выйти. Но, к сожалению, оказались не чисты на руку люди, которые этим занимались, и проект этот для нас вырос в такую длительную историю. Поневоле стал нашим общим делом. Просто чемодан без ручки: нести тяжело, а бросить жалко.
Впрочем, из всех таких проектов мы все же выходим с прибылью, а не только с опытом. Хотя, если бы можно было вернуться и повторить, мы бы не полезли. Есть юристы, которые любят войти в проблемную тему, встать на нее жестко и заработать. Но не мы. Обе описанные истории начинались как удачное вложение денег. Собственно, они сегодня удачны. Но это не классические наши кейсы. Не то, что мы будем вспоминать в старости.
А что будете?
— Из последнего можно назвать конфликт в "О2". Тоже история, не характерная для нас: нам привычнее не держать оборону, а догонять, обкладывать злодея. У меня, видимо, с юных лет остался инстинкт охотника и мечта работать следователем. Но сейчас все сходятся во мнении, что мы сделали большое хорошее дело. То, что с ними происходило, — так нельзя.
Так что происходило?
— Была попытка забрать бизнес — не более того. Сегодня вся строительная отрасль находится в уязвимом положении. Это бизнес непрозрачный, завязанный на целую цепочку решений. Если захотеть, можно свалить любого строителя. Независимо от объемов стройки — в 10–20 дней можно опрокинуть, было бы желание. Просто масштаб строителя соразмерен масштабу сил, которые против него надо направить.
Было возбуждено уголовное дело по сомнительному экономическому составу, не тяжкому. Дальше стандартная схема с обысками дома на глазах у детей, в офисах с изъятием техники и документов, жесткие допросы.
Почему я говорю, что люблю просчитывать риски? Мы можем сказать, что надо делать, чтобы атака не выключила тебя из бизнеса. Конечно, мало кто готов к обыску или аресту. Мы по министру (дело Алексея Улюкаева, экс–главы Минэкономразвития РФ. — Ред.) видим, что и он не был готов. Люди, которые прошли нулевые годы, научились и подпись поставить, и не забыть сходить и получить бумажку, сложить и подшить, проверить, нет ли спецтехники. А сейчас выросло другое поколение бизнесменов. Вот и наши клиенты, владельцы "О2", до того мирные, что первое время мне хотелось их спросить: можно я в вас вилкой ткну? Вообще не готовы были к агрессии. С первого дня мы предлагали мировое: правовая позиция у оппонентов была очень слабая. Были очень серьезные встречные претензии. Но война всегда обходится дороже, чем переговоры.
Нам отказали, и конфликт стал разворачиваться. Давление психологическое было колоссальным, а тут еще ответственность перед дольщиками. Но на поверку наши клиенты оказались крепкими. В итоге противостояние закончилось полным прекращением уголовного дела. И были достигнуты договоренности, но уже на наших условиях. Я была сторонником более жестких действий: загнать их в банкротство, довести до капитуляции, но мы не можем по таким вопросам настаивать. А клиенты… им бы только строить. Был подписан огромный пакет документов — подписание заняло двое суток.
Самый проблемный объект "О2" уже запущен. Смольный, спасибо ему, препятствий не чинит. Сложности есть на областных объектах из–за позиции отдельных чиновников, но, уверена, проблемы разрешатся. Времена не те, чтобы неприкрыто бизнес добивать, тем более рискуя сотнями дольщиков.
А те инвесторы, которые вам деньги в управление дают, не хотят поучаствовать?
— У них есть куда вкладывать. Много активов продается по бросовым ценам, и люди при деньгах берут безрисковое. Но это вопрос "О2", а не наш. И я в них уверена, они прорвутся.
Персона
Наталья" Шатихина 1977. Родилась в Ленинграде. 1998. Окончила юридический факультет СПбГУ. 2001. Начало работы в СПбГУ. 2004. Защитила кандидатскую диссертацию на тему "Институт медиации в российском уголовном праве". Доцент кафедры уголовного права юридического факультета СПбГУ. 2006. Вместе с партнерами основала юридическую фирму CLC.
Компания
Фирма" CLC Основана в 2006 году в Петербурге Натальей Шатихиной, Виктором и Мариной Горлачевыми. В фирме работает 31 юрист (включая трех партнеров). Выручка за 2015 год — 412 млн рублей. Нагрузка за год — 18,5 тыс. рабочих часов. Крупнейшие практики — уголовная (выручка — 106 млн рублей, № 2 по городу), банкротство (78 млн рублей, № 3 по городу).
