Петербург — большой город, в котором реализуются большие проекты. Город–спутник Южный, намыв на Васильевском, Петровский остров могли бы стать гордостью Петербурга, а вместо этого рискуют превратиться в очередной анклав неудачных градостроительных решений. Даже вопреки тому, что на каждую из этих гигантских строек будут потрачены миллиарды или даже десятки миллиардов рублей. Почему — пыталась разобраться архитектурный критик Мария Элькина.
Петербург последние годы очень быстро растет. Каждый год в эксплуатацию вводится несколько миллионов квадратных метров жилья. И что там цифры: пейзаж меняется на наших глазах, прирастая все новыми и новыми грибницами зданий. Происходит все так стремительно и хаотично, что процесс кажется бесконтрольным и напоминает эпидемию. От картинного советского восторга перед чудом поднимающегося на глазах дома не осталось и следа. Вместо него появились страх и беспомощность, как перед стихией, которую невозможно остановить.
Градостроители уже лет сто как минимум спорят относительно того, является ли рост города вредным, полезным или необходимым, и так и не могут прийти к однозначному выводу. Несомненно только то, что он может быть лучшего или худшего качества, и как раз в этом заключается петербургская катастрофа. «Муравейники на окраинах» — отдельный разговор. Но в проектах, где есть или хорошее местоположение, или щедрый инвестор, или то и другое, ситуация, увы, почти ничем не лучше. Мы уже не раз наблюдали, как большие замыслы выливались в обидное ничто, и есть опасение, что так будет продолжаться и дальше. А может, и хуже.
Собирались построить спортивный центр на Крестовском острове, строго говоря, так и сделали. Тем не менее вся территория получилась рваной и неуютной. Стадионы разбросаны грядками, между ними заборы и стоянки для машин. Вид у новеньких сооружений совсем не гламурный. «Сибур–арена» бессовестно облицована дешевой фасадной плиткой, навязчиво напоминающей сантехническую. Даже эффектное впечатление от мачт стадиона «Зенит», еще при Матвиенко спроектированного знаменитым японцем Кисё Курокавой, при рассмотрении вблизи растворяется в дурном качестве отделки. Куда лучше было бы устроить в этой части острова полноценный парк, куда ходили бы каждый день, а не только по случаю матчей и прочих концертов.
«Лахта центр», будущий самый высокий небоскреб Европы, выглядеть будет вполне заштатно, как копия с азиатского оригинала, и территория вокруг него с большей вероятностью превратится в большую парковку, чем в приятную современную морскую набережную. Инвестор неоднократно устраивал молодежный конкурс на обустройство территории вокруг небоскреба, но уже сам «детский» формат говорит о снисходительном отношении в духе «не то чтобы нам совсем все равно». Территория, которую собираются благоустраивать, куда меньше реального радиуса влияния гигантского офиса. Гранитные уровни, спускающиеся к воде, хоть и сдобрены модными принадлежностями вроде катка и кинотеатра, этимологически восходят к мрачно-холодным набережным из 1970–х.
Строительство новой сцены Мариинского театра, не поленись инициаторы в свое время выбрать более удачный проект и присовокупить к нему серьезное градостроительное решение, имело шансы преобразить Коломну, но вместо этого лишь собрало в ней побольше пробок. Мариинских театров теперь два, а значит, проблема с парковкой тоже стала вдвое острее: подземный паркинг для обычных зрителей недоступен.
Все это упущенные возможности, и наверстать их не получится: деньги потрачены, земля застроена. Есть смысл только посмотреть на пока не сделанные, но уже намечающиеся ошибки.
Длинный список возглавляют застройка Петровского острова, намыв на Васильевском, город Южный. По поводу этих проектов много споров. Существует даже радикальная точка зрения, согласно которой все это попросту не нужно Петербургу. И, пожалуй, она верна, если допустить, что все это будет сделано именно так, как планируется сейчас.
Остров
Петровский остров долгое время оставался почти не заселенным, а в XX веке на нем появились яхт–клуб, два стадиона и несколько промышленных предприятий. Николай Баранов, главный архитектор Ленинграда, предлагал сделать его продолжением гигантской зеленой зоны, начинающейся от Петровской набережной. Вплоть до последнего времени место ощущалось заброшенным. Сейчас велика вероятность того, что Петровский повторит судьбу Крестовского — будет застроен хаотично тем, что называется жильем бизнес–класса. Чуть больше года назад была предложена концепция его освоения. Хотя она и предполагает отведение 20% земли даже не под зеленые, а под рекреационные зоны, законченного видения концепции организации пространства в ней не обнаружишь. Петровский не обретет ни цельного облика, ни общей структуры, которая позволила бы взаимовыгодно совмещать разные функции. За архитектуру каждого отдельного проекта отвечают застройщики, на чей вкус не хотелось бы полагаться в том, что касается облика такого важного места. В ближайшие 10 лет здесь планируется построить 1,5 млн м2 недвижимости общей стоимостью 20 млрд рублей. Потенциал для того, чтобы сделать много лучше, несомненно, есть, но распорядиться им грамотно вроде как некому.
Спутник
Южный — город–спутник, который компания «Старт Девелопмент» вот уже в течение 8 лет планирует возвести в Пушкинском районе у Киевского шоссе. У экологов к нему масса претензий, но задумка сама по себе по меньшей мере не пустая. В Южном хотят построить филиал ИТМО, сделать много зеленых зон — словом, подойти с умом. Правда, только на словах. На деле же мы если и увидим Южный построенным, то, скорее всего, он будет напоминать унылые советские 1960–е или 1970–е. Или даже проигрывать им в сравнении. Сестрорецк для своего времени был небезынтересным проектом, туда сейчас водят экскурсии как к памятнику советского модернизма. Южному о такой участи мечтать не приходится.
Ситуация как минимум очень неоднозначная: инвестор собирается потратить 176 млрд рублей на свое столь долго лелеемое детище, но жалеет то ли денег, то ли сил, то ли вдохновения на то, чтобы его спроектировать. Сначала Южным занималась команда молодых урбанистов, которые снабжали его ценными гуманистическими идеями, но чьего опыта на тот момент было явно недостаточно, чтобы решить задачу такого уровня сложности. Дальше проектирование заказали небезызвестному в Петербурге зодчему Олегу Харченко, в период с 1991 по 2005 год занимавшему должность главного архитектора Петербурга, а после реализовавшему немногочисленные здания. Уровень архитектурного решения наиболее удачных из них — например, бизнес–центра «Аэроплаза» — следовало бы охарактеризовать как средний. Уж про здание на углу Невского и Суворовского, симфонию вульгарных дешевых стройматериалов, прозванную горожанами «шляпой Незнайки», и говорить не приходится. Что важнее — у Олега Андреевича просто нет опыта реализации проектов подобного масштаба.
Университетский кампус в исполнении господина Харченко придуман функционально в самом плохом смысле этого слова, вся оригинальность заключается в присваивании некоторым объектам и планам не совсем правильных геометрических форм. В эпоху Цукерберга и айфонов такой подход выглядит не более актуально, чем «Жигули» первой модели на фоне электрокара Tesla.
Намыли
Намыв на Васильевском уже после появления на нем первых корпусов зданий зарекомендовал себя как продолжение худших традиций Приморского района. На кончик насыпи, правда, компания Glorax development устроила конкурс, где победили голландское бюро KCAP и петербургское «А. Лен» с проектами не гениальными, но все же значительно повышающими планку ожиданий. Увы, соседний участок уже решено застроить зданиями от Феликса Буянова — классическими современными башнями–муравейниками. В качестве единственного художественного решения они могут похвастать разве что цветовым решением фасада, но и его не стоит переоценивать. Проблема в том, что, какие бы конкурсы ни организовывались сейчас, все решения должны укладываться в принятый ранее проект планировки, а он предусматривает появление ухудшенной версии советского «спальника».
Даже гениальная команда градостроителей не может полностью преодолеть эту преграду. Между тем намыв имел бы смысл в том только случае, если бы из него сделали по–настоящему живую и интересную городскую среду, морской фасад не в патетическом, а в по–человечески приветливом смысле.
Почему
На все перечисленные стройки тратятся миллиарды. Следовательно, затраты даже на самые выдающиеся проекты были бы вполне по карману инвесторам. Проблема заключается в том, что в Петербурге на сегодняшний день культура градостроительного планирования находится то ли в умирающем, то ли совсем в зачаточном состоянии.
Советская планировочная школа, сколько ее ни ругай, в чем–то была вполне последовательна. Она мыслила ансамблями, часто очень масштабными — как, например, Московский проспект. Именно по этой причине, когда встала задача строительства функционально насыщенных районов, наступил кризис — отечественная школа просто не умела решать подобные задачи и учиться не стремилась.
Сегодня мы видим некие декларации со стороны профессионалов при должности относительно многофункциональности и необходимости сохранять зеленые зоны. Они совершенно верные по смыслу, но надо еще и уметь это сделать. В Европе подобные задачи неоднократно решали методом проб и ошибок и сейчас почти уже научились.
На сегодня существует несколько подходов к проектированию новых районов или перепрофилированию старых. Один — социалистический, как, допустим, в Хельсинки. Там делают сейчас более или менее то же самое, что делали когда–то в СССР. Проект планировки территорий разрабатывает бюро при городском правительстве, и, только когда он уже полностью готов, земля под объекты (с известными параметрами) продается или сдается в лизинг застройщику. Из него, надо сказать, чаще всего и получается довольно скучная, но неизменно качественная застройка.
Другой, более либеральный вариант заключается в том, что проект заказывает или получает в качестве итога конкурса сам девелопер, а потом выносит его на суд общественности и политиков.
Он действует при этом не совсем свободно, а руководствуется важными документами и городской стратегией, предписывающей некоторые важные физические параметры и общую тенденцию, которой необходимо следовать.
Наконец, сам город может организовывать конкурс и впоследствии выступать дирижером сложнейшего процесса, поскольку реализация проекта требует согласованных действий множества сторон, часто с противоположными интересами.
Для случаев Южного, Петровского или намыва это мог бы быть конкурс, организованный совместными усилиями, за счет девелопера, но под обещание административной поддержки. Можно было бы пригласить к участию самых интересных архитекторов и градостроителей мира.
Можно нанять опытных профессионалов, которые составили бы техническое задание. Можно использовать эту возможность, чтобы пригласить международное жюри и молодых участников со всей России — это дало бы толчок заодно развитию профессии.
Из городского бюджета не пришлось бы тратить ни копейки. Едва ли расходы были бы серьезным бременем для компаний Захара Смушкина или Виктора Вексельберга, но проблема не в финансировании.
Дело в потребности, а точнее, в ее отсутствии.
На сайте города Южного автор проекта даже не указан, как и на большинстве сайтов строительных компаний, предлагающих свой продукт покупателю. Никому попросту не интересно, как это будет выглядеть. С точки зрения абсолютного большинства заказчиков, зодчий — это человек, который способен нарисовать что–то минимально удобоваримое, а потом согласовать в нужных комитетах.
В комитетах, в свою очередь, часто заседают люди, заинтересованные в отсутствии конкуренции: пригласить иногородних, иностранных или даже просто молодых архитекторов — значит пошатнуть существующий статус–кво. Художественные поиски, наследие, международный или внутринациональный престиж, инновации, творчество тотально выпали из городской системы ценностей.
Петербург с момента основания держался на стремлении быть не хуже Европы, перенимать ее опыт и приумножать, а сейчас стал в самом плохом смысле самодостаточным.
Здесь не видят архитектуры дальше местного хорошенько поистрепавшегося Союза архитекторов. От амбиций жизнестроительного масштаба не осталось и следа.
Не обязательно соглашаться с многократно цитируемой фразой Анны Ахматовой о том, что главное — величие замысла. Неоспоримо, что без величия замысла даже средний результат в архитектуре получить бывает очень сложно.
Есть масса практических ответов на вопрос о том, как вдохнуть в Петербург былую стать, но, прежде чем искать их, нужно хотя бы этого захотеть.
Рингштрассе в Вене
Венское бульварное кольцо, созданное полтора века назад, до сих пор можно приводить как пример крайне удачного городского редевелопмента. Произнеся знаменитую фразу «Такова моя воля», император Франц Иосиф распорядился снести городские стены XIII века и разбить на их месте широкие улицы. Так появились в том числе знаменитые венские музеи и опера, а роскошный эклектичный архитектурный стиль так и стали называть — стилем кольцевой дороги.
Город наук и искусств Сантьяго Калатравы в Валенсии
Город наук и искусств в Валенсии — буквальное отражение всех достоинств и недостатков больших архитектурных проектов. Автор проекта, сам уроженец Валенсии, заслужил благодаря амбициозности и дороговизне своей затеи дурную славу среди жителей: они не смогли простить Калатраве многомиллионные гонорары. Другое дело, что проект все равно в основном реализовали и туристы отправляются в Валенсию в первую очередь посмотреть на впечатляющую современную архитектуру и уж только потом — на местный старинный собор Святой Марии, где хранится считающаяся подлинной Чаша Грааля.
Морская набережная в Осло
Осло для Петербурга — отличный пример в том отношении, что там климат еще более суров. За последние десятилетия в норвежской столице были реализованы несколько проектов, которые превратили холодные продуваемые берега во второй центр города. Один из последних — так называемый «Штрих–код». Один из инвесторов, банк DNB, совместно с правительством устроил конкурс, где победил консорциум из трех команд, MVRDV из Голландии и местных Dark и А–lab. Они предложили разбить территорию на очень узкие участки и сделать внутри зданий проходы — так, чтобы прохожий не смог замерзнуть. Вид на «Штрих–код» еще до окончания строительства стал одним из самых известных в Осло.
