На программке нового спектакля Большого театра кукол (БТК) "Муха–Цокотуха" значится маркировка 6+. В зрительном зале малой сцены — скорее публика 6–: плюс–минус карапузы сидят на специальных микростульчиках в первых рядах, кто поскромней — на коленках мам, пап и редких бабушек. Вот она, самая требовательная и беспощадная театральная аудитория: дать ей заскучать или перестать понимать происходящее — смерти подобно. Родители–поводыри этой фокус–группы, конечно, люди куда более терпеливые, шума–гама не поднимут даже на самом унылом детском утреннике. Но все же и о них надо подумать в приличном заведении. Вот в БТК и подумали.
Молодые авторы детского, совсем–совсем детского спектакля приняли во внимание простой факт: возрастной ценз родителей тоже не то чтобы очень велик, 20+, 30–. Молодежь, тусовщики, дети Интернета и вечные подростки. Режиссер Анатолий Гущин (выпускник актерского курса Руслана Кудашова, не путать с тезкой–москвичом, героем полицейско–бандитских сериалов) ставил как будто для себя и своих коллег, входящих в ту же возрастную группу. Ну и аранжировал бессмертный шедевр Корнея Чуковского в стиле хип–хоп.
Четверо в глухих комбинезонах с надписями I love bugs разминаются под незамысловатый танцевальный саундтрек. Включают фонарики на лбу (и весь спектакль будут остроумно работать осветителями), собирают слова по слогам: "му–му", "ха–ха–ха"… Потом–то артисты разгонятся до настоящего заунывно–подросткового рэпака, иной раз сбиваясь на оперные завывания, частушки или мотивчики из Pink Floyd. Муха — "фу!", аутсайдер, непопулярный член группы (детсадовской, школьной, студенческой?). На сцене явлены джекпот, сорванный в игровом автомате с помощью найденной денежки (самовар), игра в наперстки, букашки–таракашки разной степени карикатурности, вырезанные из фанеры, активно участвуют в клубных вечеринках. На них присутствует не описанный Чуковским персонаж — богомол–папарацци. От себя авторы добавили и поучительную вспышку жадности. Муха, оторопев от внимания насекомых к своему приобретению, вдруг заявляет: "Это мой самовар!" и обнимает его неожиданно узнаваемым, трогательным человеческим движением. Жуки разбредаются, разочарованно жужжа сквозь зубы, Муха живенько исправляется, веселье продолжается с новой силой.
События в постановке развиваются стремительно, дети внимают, почти не дыша, родители хохочут. Появление храброго Комарика вызывает заслуженные аплодисменты, а его признание в любви, сопровождаемое проникновенным трепетанием кукловодов Анастасии Грицай и Алеся Снопковского, заставляет ни много ни мало душевно сопереживать артистам. Финальная песнь квартета актеров завершается раздачей печенек (зрителям), все счастливы.
Одно жаль: эта "Муха–Цокотуха" длится всего полчаса. Энергичная постановка не успевает исчерпать потенциал детской аудитории, не говоря о взрослых, дольше транспортировавших своих чад в театр, чем наслаждавшихся обаятельным зрелищем. Хочется то ли сиквела, то ли приквела, то ли пары–тройки отступлений от основного сюжета минут на десять. Например, почему бы не раскрыть характер Кузнечика, который "совсем как человечек, за кусток, под мосток, и молчок"? Представитель темных сил, Паук, мог бы не только зловеще хохотать под песню The Doors и терять голову в битве. Червячки, которые лихо спускаются на сцену под занавес, так и просятся из массовки в настоящие роли. Это мы не говорим о весьма киногеничных второстепенных персонажах — трех Тараканах–наперсточниках, Бабочке с глазами на затылке (то есть на крыльях) или ворчливой Божьей Коровке. Впрочем, Анатолию Гущину виднее: вдруг он готовит вторую серию успешного спектакля и не просто так приберегает запасы сценических штучек и шуточек? Что ж, я бы на "Муху–2" пошла.
