Кремль пытается начать разговор о модернизации, но его не слышат ни за рубежом, ни в собственной стране — это просто никому не интересно. Тщательно выстроенную телевидением зону комфорта так просто демонтировать не получится.
Что на самом ПМЭФ, что в интервью, которое Владимир Путин дал NBC "на полях" форума, центральными стали вопросы внешней политики и сложных взаимоотношений Москвы и Вашингтона. Возможно, в какой-то степени это может быть даже обидным — Путин выступает с программной речью о развитии цифровой экономики и новейших технологий, но это никого не интересует; интересуют хакеры, связи с Дональдом Трампом, Сирия и прочее подобное.
Цифровая экономика не интересует не только иностранцев — на сайте подготовки к прямой линии с Владимиром Путиным, которая пройдет 15 июня, начали публиковать самые популярные вопросы, и выясняется, что россияне тоже задают президенту куда более тривиальные вопросы. Их волнуют ЕГЭ, дороговизна, зарплаты и пособия, коррупция, очереди в детские сады.
Этот набор вопросов, как и вопросы американской телеведущей о хакерах, задаются постоянно, каждый год. Это константы российской внутренней и внешней политики, ответы на вопросы так же постоянны, они уже давно Путиным даны, и он может только повторять и повторять их. Любой наблюдатель давно может предсказать ответ российского президента на любой вопрос, который ему могут задать, и это говорит о том, что повестку дня слишком сильно запрограммировали за последние годы. Сейчас выйти за ее рамки, кажется, уже невозможно.
У тех вопросов, которые задают Владимиру Путину иностранные журналисты и россияне, есть общий момент — недоверие. Путин тратит огромное количество слов для утверждений в духе "это не мы", но американские эксперты в ответ заявляют лишь, что Путин лжет. Именно так ответила, например, бывший советник Барака Обамы по безопасности Сьюзан Райс в комментарии ABC news. "Факт в том, что все наши разведслужбы в один голос заявляют с большой уверенностью, что российское правительство на самом высоком уровне стояло за попытками вмешиваться в наши выборы", — заявила она, хотя сам Путин только что в интервью рекомендовал обратиться за деталями именно к Обаме: "Мы говорили об этом... никто никогда не предъявил мне никаких претензий".
Если посмотреть на вопросы для прямой линии, то видно, что во многих случаях их авторы тоже пытаются обратить внимание Путина на ложь отчетов чиновников, согласно которым никаких проблем нет, в то время как они есть. Разница в том, что если в США считают, что лжет сам Путин, то в России — что лгут Путину, но в обоих случаях речь идет о лжи, несовпадении реальной картины с изображаемой, то есть об отсутствии надежды.
Нельзя сказать, что для недоверия нет оснований. Так, хорошо известна эволюция путинских цитат о российских военных в Крыму — от полного отрицания ("форму купили в военторге") до признания. Вполне возможно, что с хакерами будет такая же история. Цену отчетам власти россияне тоже хорошо знают — на пассажи об очередном совершенствовании судебной системы, о чем тоже говорил Путин на ПМЭФ, никто вообще не обратил внимания.
Причиной или как минимум одной из важных причин такого положения дел наверняка можно назвать особенности российской медийной картинки: телеканалы в последние годы были слишком увлечены геополитикой и поддержкой президента, для того чтобы всерьез ставить социальные вопросы. Если у телеканала есть выбор, рассказать ли о полной поддержке президента рабочими "Уралвагонзавода" или о проблемах с зарплатами на том же "Уралвагонзаводе", то расскажут, конечно, о поддержке. При взгляде на российские медиа из-за рубежа тоже, очевидно, должно складываться впечатление, что Москва занята исключительно холодной войной, а значит, по логике, просто обязана плести интриги против США.
Телевидение создало такую зону комфорта, из которой никому не хочется выходить. В этой зоне Путин обязан вечно бороться с происками Запада — что Запад с точки зрения шоу совершенно устраивает — и обустраивать быт россиян в смысле раздачи денег. Если Путин пытается сделать шаг в каком-то другом направлении, его просто не слышат, понимая рассуждения о нейротехнологиях как какую-то очередную временную блажь руководства или дымовую завесу для распила.
Вырваться за пределы зоны комфорта Путин уже не в состоянии, даже если бы захотел, да он и не захочет разрушать фундамент своей популярности. Эта огромная популярность превратилась в дар Мидаса; конвертировать ее в модернизацию нельзя, так как она достигнута благодаря отказу от модернизации. Проводить какие бы то ни было реформы в таких условиях просто невозможно; без поддержки снизу власть это делать боится, а с точки зрения народа незачем прилагать усилия, если во всем все равно виноваты могущественные русофобы.
