Фильм начинался как арт–инсталляция немецкого художника Джулиана Розенфельдта. Идея: представить актрису Кейт Бланшетт в 13 образах (школьный учитель, работница фабрики, хореограф, бездомный, диктор новостей), читающей знаменитые манифесты прошлого — давнего и относительно недавнего, от Карла Маркса до Казимира Малевича, Андре Бретона и дадаиста Тристана Тара. Затем художник объединил материал в фильм, который и был показан на кинофестивале "Сандэнс".
…Арт–основа чувствуется: красиво, но слишком продуманно. Хоть Бланшетт и прекрасна, но искусство перевоплощения — единственный, в сущности, фокус, который нам может предъявить фильм. Это все несколько сужает возможности кино, а переодевание актрисы в бородатого бездомного, который цитирует Маркса, в интерьерах бывшей промзоны — и вовсе лобовой ход.
Но фокус кино — как и любого произведения искусства — в том, что, даже если его хорошенько рассчитать, оно все равно в итоге начинает рассказывать что–то свое. Если, конечно, в самой его идее изначально есть воздух, свобода. И этой свободы в данном случае хватило на то, чтобы в фильме возник еще какой–то смысл.
Мы имеем дело с манифестами, которые сопровождали историю человечества на протяжении последних 150 лет. Большинство этих манифестов в России, что называется, не на слуху — как I Am for an Art скульптора Класа Олденбурга или "Все современное искусство — подделка" художницы Элен Стюртевант (которая за свою творческую карьеру не создала ни одной оригинальной работы, однако получила международное признание). Все манифесты объединяет страстность и бескомпромиссность — таково свойство жанра, а намеренное их погружение в абсурдную или слишком нормальную обстановку в фильме — так сказать, эффект отстранения — только подчеркивает их идеализм и кратковременность.
Читайте также:
Кино
Общий распад. Рецензия на фильм "Нелюбовь"
Но нечто неконтролируемое возникает даже из этой продуманной игры, из этого сочетания. В этом "фильме без героев" — незримо, неуловимо, вопреки — каждый раз проступает именно тот, к кому эти манифесты в конечном итоге и взывали: к постороннему, к обывателю — к массе. Сегодня эта масса (что по Марксу, что по Ортега–и–Гассету) превратилась в массовку — игра слов, достойная отдельного упоминания, она тут представлена в виде беззвучных танцовщиков или учеников художественной школы, рабочих неведомой лаборатории или телевизионных гримеров, операторов и режиссеров. Но все эти молчаливые люди, статисты, люди массы — они все–таки что–то нам также сообщают, даже несмотря на молчание. Что же?
Любой манифест со временем устаревает — их беззащитность тут особенно заметна. Понятно, что обычные люди никогда не живут так, как им предписывают идеальные конструкции. Но все же незримая работа важных слов достигает своей цели, эти слова все равно входят в наш лексикон, отражаются в нас — продолжая жить в каждом представителе рода человеческого, даже если он об этом не догадывается. И эти слова являются теми ступенями, взойдя по которым, человечество уже не может вернуться обратно. Как говорил герой известной советской кинокомедии, "тут в город одна дорога". Что–то остается в каждом, всякий раз после этих слов уже нельзя жить, как раньше. Такова сила слова, в котором аккумулирована вся энергия человечества.
