Падение рубля (не самое быстрое, скажем прямо, мы и не такое видали) вызвало некоторое оживление интереса к валютному курсу и политике Центрального банка. Оказалось, что граждане продали еще не все запасы наличных долларов и есть кому сожалеть об упущенных возможностях маленькой игры на повышение.
На вопрос о том, что будет с рублем, можно было ответить совсем коротко: что будет с нефтью, то будет и с российской валютой. Нефть дорогая — рубль дорогой, нефть дешевая — рубль тем более. Причем эта зависимость сложилась не в последнюю четверть века. Так уж вышло, что ценность денежных знаков, обращавшихся на среднерусской возвышенности, всегда напрямую зависела от ценности на мировом рынке основного экспортного ресурса страны. При варяжских князьях таким ресурсом были рабы, при царе Иване — меха, при императоре Николае — зерно, при генеральных секретарях и президентах — нефть. Даже средняя зарплата в нашей стране на протяжении 20 лет примерно равна долларовой стоимости 10 баррелей нефти.
Рубль — валюта в мировом масштабе маленькая, ее часть в международных расчетах исчисляется долями процента, и спроса на рубль за пределами России практически не существует. Зато существует довольно устойчивое представление, что условно слабый рубль делает отечественную промышленность более конкурентоспособной и приводит к экономическому росту. Такие взгляды исповедуют адепты "секты свидетелей 98 года". Символ их веры заключается в убежденности, что экономическим ростом нулевых мы обязаны в первую очередь девальвации рубля в 1998 году.
Действительно, вслед за резким удешевлением валюты может начаться рост производства (не везде и не всегда), подтверждение такому тезису можно найти в экономической истории. Правда, это бывает в тех экономиках, которые зарабатывают (или зарабатывали) на экспорте промышленной продукции, а не углеводородов. Но, согласно данным Федеральной таможенной службы, по итогам прошлого года ненефтегазовый экспорт из России упал на 10%, а его итоговый объем — $128,3 млрд — стал минимальным за 7 лет. Впрочем, не стоит утомлять себя чтением статистики: читатели "ДП" — люди знающие, они могут просто постараться вспомнить среди своих знакомых какого–нибудь экспортера промышленной продукции и оценить масштаб его влияния на российскую экономику.
Причиной роста на рубеже нулевых был не дешевый рубль, а дешевый труд, падение реальных доходов населения привело к падению издержек по зарплате в расчете на одного занятого. Начало расти не производство, а прибыль бизнеса, которая потом (с началом роста нефтяных цен и доходов) была инвестирована. Зато в дальнейшем "разбогатевшее" население немедленно переключилось на покупку импорта, а производители закричали о "сильном рубле, вредящем промышленности".
Что бы там ни говорили по телевизору, власти вполне устраивает ситуация, в которой доходы большинства россиян за 2 года снизились на 20%. Нет денег у граждан — нет спроса на импорт, нет спроса на импорт — нет спроса на доллары, нет спроса на доллары — растут золотовалютные резервы. Нефтедоллары продолжают приходить в страну, в этом году валютные доходы российской экономики увеличились на 30% по сравнению с прошлым годом, однако весь прирост обеспечило сырье, подорожавшее зимой. Выручка от продажи топливно–энергетических товаров подскочила почти в 1,5 раза, а их доля в экспорте выросла с 61,1 до 67,5%. Основные расходы бюджета обеспечены нефтедолларами и налогообложением импорта, купленного на эти нефтедоллары, — и нормально. У людей нет денег — ну, это не проблема, пусть смотрят ТВ. Экономика в рецессии — ничего страшного, зато о работников можно вытирать ноги, никто не рискнет требовать повышения зарплаты, рискуя оказаться уволенным.
Кстати, похожую штуку с сокращением реальных доходов сыграла с гражданами советская власть во время денежной реформы 1961 года. Хотя СССР формально и не участвовал в то время в Бреттон–Вудской валютной системе, реформа снизила официальное золотое содержание рубля в 2,5 раза, одновременно во столько же раз понизив официальный курс рубля по отношению к доллару.
Главная задача реформы была решена: рентабельность экспорта выросла, а стоимость трудовых ресурсов снизилась. Потенциала хрущевского рубля хватило на четверть века "застойной стабильности". Чем она закончилась, мы уже знаем.
