Дети — в школу, родители — в театр. Фестиваль "Александринский" в этом году начинается аккурат 1 сентября, словно намекая: современный театр остается школой — то жизни и смерти, то истории, то обращения с текстами, жанрами и новыми технологиями. За месяц на фестивале пройдут восемь уроков на двух, даже трех сценах. На исторической — гости из Литвы, Германии, Египта плюс собственная премьера. На новой — резиденция знатного московского театра "Практика" со спектаклями, чьи ноги, за некоторым исключением, растут из Петербурга.
Вот, например, Максим Диденко — сколько бы ни ставил в столице, а все же свой, родной и петербургский. На фестивале мы увидим две постановки выходца из Инженерного театра АХЕ. Балет–оратория "Конармия" (14–16 сентября) был выпущен с "Мастерской" Дмитрия Брусникина еще в 2014–м. После массовых плясок по мотивам романа Исаака Бабеля на музыку петербургского же соратника Диденко антиакадемического композитора Ивана Кушнира постановочная команда задумалась, что делать дальше. Максим предложил Пелевина — брусникинцы согласились, и в 2016–м на сцене театра "Практика" появился "Чапаев и пустота" в трех актах: концерт рок–группы, разговор трех гопников о вечном кайфе и балет–погружение в реку Урал. В отличие от "Конармии" и антрепризного "Чапаева" с Михаилом Ефремовым, эту музыкально–хореографическую "Пустоту" в Петербурге еще не видали — с 10 по 13 сентября милости просим в психоделический трип. Вот только литературный источник лучше либо заблаговременно заучить наизусть, либо вовсе забыть, что он существует.
Петербургский след заметен и в "музыкальном спектакле для всей семьи" Светланы Земляковой "Петр и Феврония Муромские" (10–13 сентября, Черный зал Новой сцены). Школьную хрестоматию по тексту книжника XVI века Ермолая–Еразма на старославянском и в переводе на современный русский венчает эпилог петербургского (по происхождению, но уже не по прописке) композитора Александра Маноцкова. Его песнь "в двенадцати клеймах" на фоне школьной доски, исчерканной мелом, и в сопровождении перкуссии со всего света лишена опасного религиозного пафоса, так что смотреть и слушать можно без специальной идеологической подготовки.
Пока отечественный драмтеатр пытается превратиться то в балет, то в оперу, немецкие деятели музыкального театра совершают вылазки на территорию, я бы сказала, компьютерной анимации. Перформанс оперного режиссера Тилмана Хекера и хореографа Линси Пейсингер "Полночь" основан вроде как на сопрановых ариях, фортепианных концертах и сонатах Моцарта, но вместо Моцарта звучит механический скрежет. Синхронизированные движения трех артистов на сцене и видеоэкране создают эффект объемной невесомости. Артисты работают как часы, наравне с выверенными по секундам световой, звуковой и видеопартитурами. Что в этом 3D–действе остается от Моцарта и человека — стоит проверить 22–24 сентября на исторической сцене Александринки.
Если "Полночь" — это урок обращения театра с новыми технологиями, то спектакли Кристиана Люпы и Виктора Рыжакова — уроки обращения с историей. Фестиваль "Александринский" откроется спектаклем Литовского национального драматического театра "Площадь героев" (1–2 сентября), который только что стал событием на Авиньонском фестивале. В последней пьесе австрийца Томаса Бернхарда речь о незарастающих, неискупленных исторических травмах: аншлюс 1938 года оборачивается самоубийством в 1988–м. Кристиан Люпа, создавший из не самого зрелищного материала тончайшее театральное полотно, ставил, конечно, не об Австрии, но о ксенофобии и национализме в любой стране в любое время.
Виктор Рыжаков для работы с труппой Александринского театра избрал пьесу Всеволода Вишневского "Оптимистическая трагедия" о мятеже матросов в 1918 году (премьера 19–20 сентября). Спектакль оглядывается на каноническую александринскую постановку Георгия Товстоногова 1955 года и на премьеру Александра Таирова 1933 года, добавляя, разумеется, свои комментарии к классике. Драматург Ася Волошина отвечает за коллаж вставных реплик от публицистики Блока до песен группы "Ленинград". В жанре "революционного концерта" (опять одной драмы постановщикам недостаточно!) никаких ответов на больные вопросы о причинах и следствиях катаклизма 100–летней давности никто не обещает, но нам хватит и правильно поставленных вопросов.
Наконец, два фестивальных спектакля обращены к самой что ни на есть современности. Каирская труппа The Temple Independent Theatre Company привозит пьесу Ахмеда Эль Аттара 2015 года "Последняя вечеря", которую он сам и поставил (23–24 сентября). Сатирическая комедия о Египте после арабской весны объясняет политический кризис через психологический комплекс страха перед отцом. А в документальном спектакле Казимира Лиске Black&Simpson (14–16 сентября, Черный зал Новой сцены) находится и выход из всех кризисов, и ответ на все вопросы разом: двое реальных американцев, отец убитой девушки и убийца (не ее, а кого–то другого) 15 лет ведут переписку, пытаясь объяснить непоправимое и простить невозможное. И у них, кажется, получается.
