Гранин умер, теперь все позволено — вот что демонстрируют события вокруг нового здания Музея обороны и блокады Ленинграда. Коренной для города вопрос, памятник двум миллионам погибших: миллиону в городе, миллиону — на Ленинградском и Волховском фронтах, Балтийском флоте. В таком объекте архитектурное решение имеет первостепенное, определяющее значение. Музей — храм памяти, выйдя из него, посетитель должен испытывать сильнейшее потрясение.
Искусствовед Александр Боровский: "Современный мемориальный музей — это на 90% архитектура. У Даниэля Либескинда в Берлине (речь о знаменитом, считающемся эталонным Еврейском музее в Берлине — на фото) говорит сама архитектура, документальный контент сопровождает.
Документы в витрине и, Боже упаси, форсированная мультимедийность никого уже не убеждают. Кстати, это понимали в советские времена: и Пискаревка, и блокадный монумент Аникушина — это прежде всего пластический образ".
Но пластический образ отражает некую ясную идею, причем одну. Музей скорби, музей пассеистического любования бытом прошлых лет или столетий, музей гения, музей воинской славы.
Читайте также:
История
Помнить все. Каким может быть Музей блокады
Лучший мемориальный музей Петербурга — здание на Мойке, 12. Здесь великим Семеном Ландой была выстроена такая драматургия, что, если в последнем зале посетители не рыдают, экскурсовода просят уволиться: он непрофессионален. Пожалеть Александра Сергеевича, помянуть "наше все" — цель экспозиции. И она достигается.
Кто ныне в духовных пастырях, кто ставил задачи участникам архитектурного конкурса и опытным музейщикам Юлии Демиденко, Марии Макогоновой, Милене Третьяковой (именно они создали концепцию будущего блокадного музея)?
Сергей Важенин — выпускник Военного института физической культуры. Подполковник, дотоле руководивший детско–юношеской спортивной школой олимпийского резерва, бывший главой комитета по физической культуре, спорту и туризму Ленинградской области, директором Петербургского цирка шапито. Доктор педагогических наук, защитивший диссертацию "Концептуальные подходы к применению гуманитарных технологий в области физической культуры". Ныне Важенин — генеральный директор Центра выставочных и музейных проектов, заказчик нового Музея обороны и блокады. Над ним — вице–губернатор Владимир Кириллов, в прошлом политработник в пограничных войсках, начальник администрации Выборга (именно при нем пограничный город начал приходить в нынешнее "цветущее" состояние).
Неужели в городе не с кем посоветоваться? Отсутствуют авторитетные деятели культуры? Да вот навскидку: Александр Сокуров, Лев Додин, Михаил Пиотровский, Юрий Темирканов. Да пусть хоть Александр Розенбаум и Михаил Боярский! Надо продумать ясную философию музея, дать возможность архитекторам воплотить ее в образ.
Выигравший конкурс проект "Студии 44" особых возражений не вызывает, Никита Явейн — один из лучших на сегодня петербургских архитекторов. Но неясность проекта привела к дробности и неясности решения. У Явейна, как и у Либескинда, — встроенные в тело здания башни. В Берлине "Башня холокоста" и "Сад изгнания" — катастрофа и мирная жизнь. В проекте "Студии 44" шесть башен: "Скорбь", "Голод", "Огонь", "Быт", "Культура и наука", "Производство". Единый образ теряется, главной темы нет.
Одновременно с конкурсом в существующий Музей блокады в Соляном переулке пришел новый директор — Елена Лезик. До этого она заведовала филиалом Музея истории Петербурга на Средней Рогатке и не известна музейной общественности никакими сколько–нибудь значимыми выставками. Тревожно.
Впрочем, на более спокойный лад настраивает принципиальная невозможность открыть музейный комплекс в назначенный срок — к 2019 году. Музей будут открывать, скорее всего, при другом губернаторе и новом директоре Центра выставочных и музейных проектов. Все еще может триста раз поменяться.
И вполне возможно, что Музей блокады ожидает грустная участь других городских начинаний: нового зоопарка, реконструкции Коломны, строительства моста и туннеля через Большую Неву. А когда же мы дозреем, надо будет посоветоваться с умными людьми, их в Питере немало.
