О правосудии. В ожидании приговора Улюкаеву

Популярный роман о приключениях пиратского капитана Блада начинается с описания, как бы мы сказали сейчас, юридического кейса, иллюстрирующего особенности британской системы правосудия в конце ХVII века.

Завязка сюжета такова. Городского врача (будущего капитана Блада) приглашают для оказания помощи раненому аристократу. По дороге выясняется, что пациент — один из лидеров мятежа против английского короля Якова. Но восстание разгромлено, и в домик, где нашел приют раненый вождь оппозиции, вламываются каратели.

Автор особо подчеркивает, что повстанцев преследуют не городские полицейские силы, и не служащие королевского правосудия, и даже не солдаты регулярной армии. С противниками короля расправляются специальные вооруженные отряды наемников, наделенные особой "привилегией на убийства".

Вломившись в убежище мятежника, командир наемников тут же пускает эту привилегию в ход. Он приказывает повесить сразу четверых — раненого повстанца, человека, пригласившего к раненому врача, самого врача, оказавшего оппозиционеру медицинскую помощь, и домовладельца, который имел несчастье пустить всех троих под свою крышу.

Прошу прощения, уважаемый сэр, замечает врач, вы, конечно, можете убить нас… Но этот раненый господин — лорд, а значит, он имеет право на особый "суд пэров"… Да, да, подтверждает раненый, я сражался на стороне претендента на престол и готов ответить за свои действия, но, как справедливо заметил доктор, ответить перед судом равных мне по происхождению.

Такое соображение немедленно охлаждает пыл карателя. Лицензия на истребление врагов короля дело важное, но, с другой стороны, попрание сословных привилегий, сопряженное с бессудным убийством вельможи, — преступление такое же серьезное, как государственная измена. И кто знает, как посмотрит на такую ситуацию королевский судья?

Если судья решит, что наемник превысил пределы своих полномочий по убийствам оппозиционеров, то виселица для самого карателя окажется самым легким из наказаний. Что же касается трех оставшихся простолюдинов, спасая жизнь представителя высшего сословия, они ничего плохого не могли делать по определению, а признают ли раненого лорда виновным равные ему аристократы — судьи — кто знает? И казнь отменяется — чтобы мятежный вельможа и его спутники предстали перед судьями.

Так работает "сословное право". В сущности, все страны, которые мы сейчас называем развитыми, проделали путь от привилегий на справедливый суд для избранных до независимого суда для всех. Рассказывают, что уже в XIX веке прусский король Фридрих Вильгельм IV, недовольный шумом, производимым старой ветряной мельницей неподалеку от его резиденции, пожелал ее выкупить, чтобы снести. Но мельник отказался продавать мельницу — это, мол, дедовское наследство. А на угрозу короля, что мельница будет отнята по праву монаршей власти, ответил, что в этом случае он обратится в Прусский королевский суд. И, как утверждает легенда, король, считавший справедливое правосудие одной из основ своего государства, удовлетворился ответом мельника. Во всяком случае знаменитая мельница сохранилась до следующего столетия.

На самом деле независимость суда — один из важнейших факторов экономического развития. Чиновники могут сколько угодно рассказывать об инвестиционном климате — предприниматели будут судить по делам, а справедливость судебных решений — фактор, влияющий на ставку кредитования не меньше, чем действия Центрального банка. Пристрастный суд — разбоя злее, писал министр юстиции Российской империи Гаврила Державин.

Разумеется, бизнес будет вести дела при любых судебных порядках — только он будет включать в цену возможный риск, связанный с решениями пристрастных судей. Ключевая проблема российской экономики — чрезвычайно низкий уровень доверия между экономическими агентами и сомнительные механизмы защиты от произвола. Даже принадлежность к высокому сословию в наших условиях оказывается неудовлетворительной защитой в кризисных обстоятельствах. Как остроумно замечал еще император Павел, аристократ в России — "это тот, с кем я говорю, и лишь на то время, которое я с ним говорю". Но как же прикажете вести дела, если приходится поминутно справляться у монарха о статусе контрагента? Поэтому справедливый судья определяет экономический климат в России гораздо в большей степени, чем самый важный чиновник.