Первая половина 2018 года стала временем бойкотов. Политики, чиновники и функционеры всех уровней призывают к бойкоту по каждому сколько–нибудь значительному поводу. За призывами к бойкоту зимней Олимпиады следуют призывы к бойкоту президентских выборов, вслед за которыми начинаются разговоры о бойкоте российского мундиаля и т. д. и т. п. "ДП" попытался разобраться, насколько эффективны бойкоты в эпоху тотальной коммуникации.
В 1880 году Земельная лига Ирландии призвала работников, которые трудились в поместье под управлением отставного капитана британской гвардии Чарльза Бойкотта, потребовать прибавки к жалованью. Бойкотт не только отказал, но и уволил работников. В ответ лига начала кампанию против Бойкотта: его отказывались обслуживать в магазинах, почтальон не доставлял письма, а соседи не разговаривали с ним. Так на свет появилось новое слово, а сам бойкот стал частым приемом мирного протеста и ненасильственного сопротивления.
В эпоху сетевой коммуникации бойкот или даже не сам бойкот, а его угроза становится одновременно средством защиты и нападения.
Бойкот vs троллинг
Коммуникация в XIX веке стала массовой, чтобы на протяжении следующего века превратиться во всепоглощающую и тотальную. Сейчас для среднестатистического частного лица странно не быть на связи круглые сутки. Странно для публичной персоны избегать контактов со СМИ и новыми медиа. Странно для крупной компании не заботиться о публичном имидже. Странно для государства отгородиться стеной от потока информации, которая, подобно воде, все равно просачивается даже сквозь камни.
Читайте также:
Обзор
Богатые тоже верят. Зачем бизнесменам нужна религия
Северная Корея не может проконтролировать фоторепортажи, которые рисуют повседневную жизнь страны без пропагандистского антуража. Китай никак не может полностью закрыть для граждан доступ к мировому публичному пространству, они даже ухитряются выходить в "Фейсбук". В чем тогда современный смысл бойкота, если понимать его как попытку ограничения контактов, когда эта попытка по определению не может быть состоятельной?
Недавно целый ряд российских СМИ отозвали своих парламентских корреспондентов, объявив бойкот Госдуме, которая не нашла ничего предосудительного в поведении Леонида Слуцкого — его, напомним, сразу несколько журналисток обвинили в сексуальных домогательствах. В то же время несколько других изданий не сочли целесообразным присоединяться к бойкоту, предлагая, напротив, более внимательно наблюдать за работой депутатов, чтобы не натворили чего. Понятно, что Госдума не останется без медиа, депутат Слуцкий — тоже. И бойкот становится декларативной акцией, приносящей больше ущерба тому, кто его объявляет.
Тот, кто объявил о своем выходе из игры, уже не сможет определить ее правила. Поэтому мхатовская пауза в коммуникации не всегда отрезвляет зарвавшегося оппонента. И все же иногда восстановить коммуникацию можно, только выйдя из нее на время, особенно если коммуникация превратилась в обоюдный троллинг.
Троллинг — относительно новый термин, называющий не вполне новое явление — провокативное поведение партнера по диалогу. Первые упоминания о сетевых троллях в академической литературе были в 1990 годах, то есть на заре развития массового Интернета и на заре интернет–исследований, касающихся специфики виртуального общения. Сейчас этим словом все чаще называют дискредитирующую стратегию речевого поведения, вне зависимости от того, где она используется, в Интернете или за его пределами.
Для дискредитации оппонента в ход идет все: ложные обвинения, оскорбления, отрицание очевидного — все это должно вызвать неадекватную реакцию, которая обнажит сущность противника и продемонстрирует все его малоприглядные черты. Иными словами, оппонент должен публично опозориться, а тролль останется победителем. И награда его — в разрушении публичного имиджа оппонента. Для кого–то проигранное столкновение с троллем становится последней точкой в публичной карьере.
Тролль притворяется таким же, как и все, участником диалога, но на самом деле желает добиться обширного скандала. Подобно гамельнскому крысолову, заманивает собеседников на скользкую почву агрессии и конфликта. Ряд исследователей полагают, что троллинг возможен только в условиях анонимности сетевого общения, но с чем связано это ограничение, непонятно. Вполне можно назвать троллингом, например, обмен дипломатическими любезностями между представителями стран — политических противников, происходящий вовсе не в Сети, а под прицелом множества теле– и фотокамер.
В социальных сетях троллей "отправляют в игнор", возобновлять беседу с профессиональным провокатором нецелесообразно. Но если провоцированием занимается большая часть собеседников, которым нет замены, потому что земной шар не бесконечен, то остается только отвечать троллингом на троллинг, доводя взаимную дискредитацию до критической точки. За которой — неизвестность.
Чаще всего первым ответом на провокацию становится игнорирование или бойкот. С такими бойкотами мы сталкиваемся все чаще и чаще.