30 мая 1995 года в оборот была введена купюра 100 000 рублей.
Теперь в это уже не верится, но было же, было такое время, когда все мы — поголовно все! — были миллионерами. Это же представить себе теперь сложно среднюю зарплату той поры — под полмиллиона! А чтобы удобнее было вести счет таким крупным суммам, одним прекрасным майским днем была введена в оборот купюра 100 000 рублей. Вот только вспоминают те времена с ностальгией и нежностью отчего–то не все.
Стотысячная по дизайну в основном соответствовала нынешней сотне. Появление новой, самой крупной на ту пору купюры знаменовало очередной виток гиперинфляции, в условиях которой страна прожила все 1990–е, с трудом вытягивая уровень жизни населения на сантиметр выше плинтуса. А то и окончательно роняя его в яму, как зимой 1991/92 года. Можно сказать, что это не просто купюра, а своего рода символ эпохи. Впрочем, не самый крупный: пару лет спустя в обороте появились 500 000 рублей одной бумажкой.
Как жилось простым советским миллионерам в то время? Прямо скажем, непросто. Любители романтизировать 1990–е могут сколько угодно рассказывать о свободе предпринимательства и слова, но не сумеют поспорить с одним: время это было не просто бедное, а откровенно нищее. Не для всех, конечно.
Впрочем, одно можно сказать твердо: средняя зарплата росла. Постоянно, с каждым месяцем. В мае — 430 тыс. рублей, в сентябре — 564 500, к новому году — 710 тыс. Печатный станок работал исправно, увеличивая денежную массу не по дням, а по часам. Обеспечить ее было нечем, так что в результате страна существовала в той же парадигме, что и Веймарская республика 1920–х: получив зарплату, нужно было как можно скорее ее отоварить, пока цены не прыгнули вверх в очередной раз. Что же можно было купить в мае 1995–го, разменяв новенькую хрустящую "сотку"? Давайте попробуем понять это на примере цен на продовольственные товары: так будет легче сравнивать с нынешними реалиями.
Буханка черного хлеба стоила 1 600, батон — 1 330, молоко обходилось по 2 600 за 1 л, кефир — чуть дешевле, 2400. Мясо было дорогим удовольствием — 12–16 тыс. за кило. Импортные куриные окорочка — легендарные "ножки Буша" — были более бюджетным выходом из положения, продаваясь по 7500. Яйца стоили по 3 220 за десяток, причем экономнее было есть их вареными, а не в виде яичницы: жарить было дороговато. О сливочном масле при цене 18 тыс. за 1 кг стоило думать как о деликатесном продукте, обходясь по возможности растительным, которое продавалось в среднем вдвое дешевле. Любителям сыра, желающим благополучно дожить до зарплаты, нужно было поумерить свои аппетиты: средняя цена 14 тыс. за кило "Пошехонского" откровенно не радовала. Вареная колбаса обходилась в 10 тыс. за кило, сардельки и сосиски — 10–12 тыс. Впрочем, всегда можно было посидеть на картошке, не так ли? Всего 1 500 за 1 кг! Сложнее всего было, пожалуй, курильщикам. Пачка "Мальборо" или "Кэмел" стоила 7–8 тыс. рублей, сигареты попроще, "Бонд" или "Честерфилд", — 3 500 и 4 000 соответственно.
В общем–то, имея 100 тыс. в кармане, можно было вполне неплохо прожить неделю, даже учитывая расходы на транспорт. Одна беда: в этом случае практически все деньги уходили на еду. У средней петербургской семьи траты на питание занимали порядка 80% семейного бюджета. Чтобы одеться–обуться, позволить себе покупку каких–то бытовых мелочей, подарков ребенку, приходилось серьезно "поджимать" эту статью расходов, в буквальном смысле слова экономя на собственном брюхе. И общая ситуация была близка к сюжету старой шкидовской песенки: "Забегаю я в буфет, ни копейки денег нет. Разменяйте десять миллионов!"
Только через 3 года в процессе деноминации стотысячная купюра растеряла свои лишние нули, превратившись в обычную, всем знакомую сотку. И миллионы исчезли из наших кошельков. Реалии четвертьвековой давности изгладились из памяти россиян. Но почему–то снова становиться миллионерами никто не хочет.
