Задачу снижения уровня бедности вдвое к 2024 году российский вице–премьер по социальным вопросам Татьяна Голикова считает "самой сложной". При этом итоги 2017–го, согласно предварительным данным Росстата, показывают, что уровень бедности пока только поднялся. Правда, число граждан с официальными доходами ниже прожиточного минимума несколько сократилось, достигнув показателя 19,3 млн человек (это 13,2% населения). Но в 36 субъектах России уровень бедности вырос. Среди регионов–неудачников оказался и Петербург — доля "бедняков в законе" у нас составила 8,1% горожан. А вот в Ленобласти бедных стало меньше — на 0,3%.
По данным Росстата, в 2016–2017 годах номинальные доходы на душу населения в нашей стране увеличились с 30 747 до 31 477 рублей, или на 2,3%. Зато реальные уменьшились на 1,7% (причем снижение отмечается четвертый год подряд). Впрочем, в конце весны ситуация стала еще интереснее, поскольку Росстат зафиксировал обвал доходов граждан почти на 10%.
Если в апреле россияне в среднем получили по 33 091 рублю, то в мае — на 2 653 меньше, то есть 30 438. В реальном выражении — с поправкой на инфляцию и обязательные платежи — граждане за месяц обеднели на 9,3%. А годовой рост доходов, который Росстат еще в апреле оценивал в 5,3% (максимум с 2013 года), замедлился в 19 раз, то есть практически обнулился.
Пропасть не срастается
Государство с бедностью бороться пытается — раздавая социальные пособия. Согласно данным РАНХиГС, с I квартала 2014 года по I квартал 2017–го доля соцвыплат в доходах населения выросла с 16,8 до 20,3% и в I квартале 2018–го "осталась на высоком уровне". Росстат пока оценивает долю таких пособий ниже — 19,7%.
И все равно процесс сокращения разрыва между богатыми и бедными остановился. Как заявил руководитель государственного статистического ведомства Александр Суринов, соотношение между средним душевым доходом 10% самых богатых россиян и 10% самых бедных "держится примерно на одном уровне" уже несколько лет подряд. Доходы "среднего богатого" в России превышают доходы "среднего бедного" в среднем в 15 раз.
Впрочем, это именно что "средний" показатель. В прошлом году руководители госкорпораций декларировали заработки, в 660 раз превышающие "годовой среднедушевой денежный доход" соотечественников, составивший 377 700 рублей.
По заветам Корейко
Согласно исследованию World Wealth Report 2017 французской консалтинговой компании Capgemini, богатых россиян (легальное состояние — более $1 млн), не более 190 тыс. человек. Да, полку миллионеров прибывает — почти на 20% в год, в 3 раза быстрее, чем во всем мире. Но число богатых остается невысоким в сравнении с другими странами: США (4,8 млн), Япония (2,9 млн), Германия (1,3 млн), Китай (1,2 млн).
Правда, французское исследование вряд ли учитывает российскую специфику — наличие подпольных миллионеров. Порой нам по ТВ показывают обыск в квартире какого–нибудь государственного человека, где обнаруживаются тонны денежных купюр — в прямом смысле слова.
Но и между российскими богачами нет равенства. На долю 5% наиболее обеспеченных приходится почти 85% благосостояния всех российских домохозяйств. А вот три четверти из этого принадлежат 1% самых богатых. Для сравнения: в Германии 1% владеет 32% благосостояния, в США — 42%.
Большая часть "благосостояния", накопленного 94% россиян, — малоликвидная. Это, как правило, единственная квартира, используемая для проживания. Выкачать из нее доход — нереально.
Малый не тот
Может быть, бедным поможет малый бизнес? В пользу его развития как одного из драйверов экономического роста приводят следующее сравнение: в США малый и средний бизнес обеспечивает половину ВВП, а в России — лишь одну пятую. В Штатах он дает треть экспорта, а в России — не более одной двадцатой. Увеличим долю МСБ в ВВП — вот вам и экономика вырастет, и бедность уменьшится. Чем больше у нас будет самозанятых предпринимателей, тем лучше, говорят начальники и политики.
Не совсем так, считают экономисты. Объем производства товаров и услуг малым бизнесом и доля занятых в нем — не синонимы. И большое число самодеятельных бизнесменов — еще не свидетельство мощной экономики. По такому показателю, как процент владельцев новых и недавно созданных бизнесов (от четверти до трети населения), мировыми лидерами являются страны вроде Уганды и Гватемалы. Российский экономист Вадим Новиков справедливо отмечал, что наличие большого числа очень маленьких "предпринимателей" — такой же верный признак бедной страны, как и высокая доля населения, занятого в сельском хозяйстве.
А что же малый бизнес в Штатах? Только 6% работников занято в нем, но зато "малые предприятия" в США производят четверть всех патентов в наиболее быстроразвивающихся областях науки и промышленности. Американский "малый бизнес" — это не столько про ларек или такси, сколько про хай–тек и науку.
Впрочем, Росстат фиксирует рекордно низкую долю доходов от предпринимательской деятельности россиян в общих доходах населения — 7,6% (рекордно высоким этот показатель был в 1993 году — 18,6%).
На одну зарплату
А вот доля зарплат в структуре доходов населения стабильно держится на уровне 63–65% (по данным Росстата, включая и серые зарплаты тоже). Значит, резервы преодоления бедности стоит искать в повышении именно заработной платы. Тем более другим доходам, кроме нее и социальных выплат, у большинства россиян просто неоткуда взяться.
С мая минимальный размер оплаты труда официально вырос до прожиточного минимума. То есть власти признают, что на минимальную зарплату жить можно на минимальном уровне.
Экономист Максим Миронов отмечал, что номинальный ВВП России на душу населения (по данным Росстата за 2016 год) составляет $9930. Это меньше аналогичного показателя США почти в 6 раз. Логично, рассуждает Миронов, что и российский МРОТ должен быть меньше американского в 6 раз, а не в 12.
Но в наших условиях МРОТ — это не социально–экономический показатель, а фискальный. Именно от него рассчитывается минимальная сумма налогов, которые должен отчислить работодатель за сотрудника. Но даже неквалифицированный работник получает все–таки больше. Почему бы МРОТ не повысить до реального уровня, превышающего прожиточный минимум? Хотя бы потому, ответят нам, что уровень налогообложения фонда оплаты труда в этом случае вырастет так, что ряду предприятий проще будет закрыть бизнес, чем нанимать сотрудников официально.
Двигатель торговли
Но заинтересованы ли власти в росте зарплат и доходов основной массы работников? Федеральная антимонопольная служба заявляет, что государство контролирует (прямо или косвенно) семь десятых российской экономики. Соответственно, его и уполномоченных им лиц можно считать и главными работодателями. Но что если им придется "платить больше"?
Власти могут приветствовать рост зарплат, но в том случае, когда основу бюджета составляют налоги на доходы, имущество и потребление граждан. В России же 85% доходов бюджета прямо или косвенно складывается от добычи и продажи нефти и газа (косвенно — в том смысле, что власти облагают таможенными пошлинами и НДС импорт, купленный на выручку от продажи тех же нефти и газа). Дополнительный налог на доходы, конечно же, собрать хорошо, но для начальства непринципиально.
Кроме того, рост доходов очевидно приведет к росту спроса на потребительские товары. А это мы проходили! В первое десятилетие этого века доходы россиян росли параллельно ценам на нефть, однако распухший спрос удовлетворялся в первую очередь импортом. А это еще и рост спроса на доллары, которые берутся в России в обмен на нефть.
Даже если в потребительской корзине "разбогатевших" россиян появятся отечественные товары, в первую очередь развиваться будет торговля, в которой у государства почти нет интересов. Кроме того, власти радуются, что удалось подавить инфляцию, и опасаются, что попавшие на потребительский рынок деньги спровоцируют рывок цен. Да, экономисты скажут, что его может и не быть, если будет расти бизнес и вырастет конкуренция. Но и конкуренция — это не то, чего хочется начальству.
В борьбе обретешь ты
На самом деле рост стоимости труда возникает только при дефиците предложения трудовых ресурсов. Чем больше предпринимателей, тем активнее они начинают конкурировать за сотрудников, предлагая им более высокие зарплаты или улучшая условия работы.
Классический пример — Генри Форд, который платил сотрудникам в несколько раз больше, чем его конкуренты по автомобильному бизнесу. Форд не был благотворителем, он просто перекупал лучших — потому что найти работников для конвейера оказалось нелегко. Тогда же появился и восьмичасовой рабочий день — было установлено, что по истечении такого промежутка работы на конвейере резко возрастает количество брака.
Как работает механизм конкуренции за труд с помощью денег и инноваций? Предприниматель, нанимая самых квалифицированных, увеличивает свои издержки. Поэтому, чтобы иметь возможность платить больше, он должен внедрять инновации, повышающие производительность труда. То есть увеличить спрос на компетенции и знания. Самые лучшие специалисты будут работать у него. Последствие: их прежний наниматель вынужден повысить зарплату оставшимся и потратиться на повышение производительности. Кроме того, ему придется кого–то нанять на место уволившихся — снизив, таким образом, уровень безработицы.
Механизм справедлив и в отношении государства как субъекта рынка труда. Кстати, именно на конкуренции с частным сектором поскользнулась советская экономика в конце 1980–х. Как только выяснилось, что вне казенного предприятия можно заработать больше, госконторы недосчитались специалистов. Чтобы мотивировать оставшихся, требовалось повышение зарплат. Но бюджету было нечем платить (нефть была дешева, а борьба с алкоголизмом сократила доходы от водочной монополии), и государство принялось печатать деньги.Произвести соответствующее количество товаров не получилось, зато получились пустые полки. И этого никто не хочет повторять.
Каждому свой фетиш
Кроме фетиша сбережения государственных денег от граждан, у начальства есть и другой — "возрождение производства". В первую очередь производства государственного или принадлежащего государственным людям.
Именно квалифицированная и относительно дешевая рабсила и является конкурентным преимуществом наших товаропроизводителей за пределами российского рынка. Вырастет ее стоимость — снизится рентабельность. А там, где государство является работодателем, оно видит бизнес–интерес в том, чтобы удержать уровень доходов работников на минимуме.
Можно добавить и возможное снижение интереса иностранных инвесторов к открытию производств в России. Если нет дешевого квалифицированного труда, то с учетом уровня рисков для бизнеса в России такому инвестору выгоднее открыть производство в какой–нибудь смежной стране. Само устройство российской экономики и гипертрофированная роль в нем государства провоцирует, в свою очередь, такую структуру рынка труда, в которой повышение доходов граждан несет риск дестабилизации всей системы. Какая у власти, в таком случае, мотивация?
“
Страдают в действительности только при виде чужого счастья; несчастье бедных в этом и состоит. (Эмиль Фаге, литератор)
“
Фиксируется бедность работающего населения. Уникальное явление в социальной сфере — работающие бедные (Ольга Голодец, вице–премьер)
“
Быть богатым — не стыдно. Стыдно, когда забываешь про бедных (Игорь Шувалов, экс–вице–премьер)
“
Из тех, кто ниже уровня прожиточного минимума, почти 70 % — семьи с детьми. С рождением ребенка они теряют уровень дохода (Максим Топилин, министр труда)
“
Если б я был царь, я бы издал такой закон, чтоб богатый женился на бедной, а бедный — на богатой; а кто не послушается, тому смертная казнь («Женитьба Бальзаминова», Александр Островский)
