Бывший вице–губернатор Петербурга миллиардер Игорь Метельский (257–е место в Рейтинге миллиардеров "ДП") — свидетель разных эпох. Он успел поработать в КУГИ под началом Михаила Маневича, потом возглавлял этот комитет в администрации Валентины Матвиенко и оказался одним из главных долгожителей в команде Георгия Полтавченко. Сегодня Метельский развивает бизнес, а в свободное время фотографирует природу.
Вы ведь не из Петербурга, как получилось, что приехали в город и почти сразу попали в Смольный?
— В Петербург я приехал в аспирантуру. Жить только наукой в начале 1990–х было непросто. Я параллельно работал юристом, а моя знакомая, тоже из аспирантуры, была советником у одного из председателей комитетов. Законодательство тогда менялось, у них были сложные вопросы, и меня привлекли для их решения именно как юриста. Я был молодой, активный, неплохо со всем справлялся. После этого мне сделали предложение стать начальником управления КУГИ. Тогда ситуация давала возможность себя проявить людям, которые готовы были по–новому взглянуть на ситуацию, когда у людей старшего поколения глаз уже замылился.
Вы работали под началом Михаила Маневича. Помните тот день, когда его убили?
— Да, очень хорошо помню. Мне нужно было с утра проводить родственницу на Витебский вокзал. На машине я отвез ее очень рано утром и обратно поехал на работу в Смольный, думал — приеду пораньше. И даже проезжал то место, где все это случилось. Был очень солнечный, хороший, яркий день. А буквально около 9 утра пришло это известие. Для меня это был шок. Потому что поверить в то, что случилось, было невозможно. Честно говоря, это был последний раз в моей жизни, когда я курил.
Все мы реалисты, 1990–е годы были непростые. Но за что этого человека убили — я до сих пор не понимаю. Потому что одной из его особенностей было то, что он умел решать все самые сложные и конфликтные ситуации. Это был гений коммуникации. Я видел, как к нему приходили люди, которые были готовы вцепиться друг другу в глотку и порвать друг друга. А уходили они абсолютно довольные, понимающие, что и как им нужно делать.
Считается, что именно Маневич заложил ту правовую основу, которая потом была распространена на всю Россию. Вы согласны?
— Он был не юрист по образованию, а экономист. Но он очень долго возглавлял в комитете методическое направление. И да, очень много сделал для формирования системы. Ведь законодательства не было. В голове у людей вообще не укладывалось, как земля может быть в частной собственности. Люди не понимали, что это возможно — продавать землю. По сути дела, его руками было создано очень много законодательных актов и в сфере управления имуществом, и в системе земельных отношений. Потом их как кальку взяли на федеральный уровень.
Второй ваш приход во власть состоялся при Валентине Матвиенко. Под ее началом сложно было работать?
— Учиться — всегда самое сложное. А ее опыт руководства был потрясающий. Она абсолютно командный человек. В любом коллективе бывают сложные взаимоотношения, а уж тем более во власти, где есть течения внешние, течения подводные. Сделать так, чтобы все забыли свои противоречия и работали в едином направлении, — уникальный талант.
В адрес Матвиенко было много критики со стороны градозащитного сообщества. Вам было сложно работать с градозащитниками?
— Сложно, но интересно. Нет неразрешимых вопросов, нужно не бояться идти и разговаривать с кем угодно. Если ты садишься за стол и хочешь найти общее решение, ты его найдешь. Если ты садишься за стол и не хочешь найти общее решение, ты его не найдешь.
Вы один из тех чиновников прежнего Смольного, кто дольше других сохранял должность у Полтавченко. Как вы сработались?
— Нужно всегда быть человеком. Просто я нормально отношусь к любым переменам, которые преподносит судьба. Тогда меня волновали только мои должностные обязанности и город. Я понимал, что все, что создано в системе, за которую я отвечал, очень важно сохранить.
Но почему ушли в итоге?
— Я вообще всегда легко относился к этому. Когда уходил из власти в первый раз, еще в 1990–е, то в течение года понял, что мне нужно ломать скелет, который врос внутри меня. Монументальный, такой каменно–металлический. Это скелет образа жизни, отношения к тебе. Ты сидишь на стуле и не понимаешь, что на самом деле не ты важен, а стул твой важен. И, когда ты уходишь, это очень тяжело, из тебя будто бы какой–то корень вырывают. Поэтому, когда я шел к Валентине Ивановне, я уже рассчитывал, что через 3–5 лет нужно будет менять ситуацию, иначе мне будет очень сложно ломать себя. Но в итоге не получилось, и я остался почти на 10 лет.
Но была ведь какая–то последняя капля?
— На самом деле работать было очень сложно. Это только говорят, что у чиновников жизнь медом намазана, на самом деле это не так. И в семье непростые отношения, потому что ты дома не бываешь, а даже когда приезжаешь, то привозишь с собой чемоданы бумаг. И за каждой такой бумагой стоит или человек, или организация, а ты не имеешь права на ошибку. Я понял, что если я кардинально не поменяю ситуацию, то просто превращусь в механизм продолжения своего стула, вот и все.
Сегодня вы являетесь владельцем доли в Российском аукционном доме (РАД). Почему выбрали это направление?
— Во–первых, это сфера моей деятельности, то, в чем я разбираюсь. Заходя в новую сферу, ты всегда рискуешь совершить очень много ошибок. Второе — мне были понятны все персоналии, которые работали на этом рынке, и в принципе я понимал, что мог дать отрасли и что мог просить взамен.
Но ведь в IT–сферу вы не побоялись вложить, вы приобрели пакет компании "Астрософт"?
— Даже если говорить про РАД, то сегодня проводится очень много электронных торгов и электронных закупок. Так что это уже своего рода IT–компания. Просто такова тенденция: если вы сегодня не будете развиваться в цифровой экономике, то у вас нет будущего.
Довольны этой инвестицией?
— Довольным абсолютно всем быть невозможно. Понятно, что с точки зрения финансовых результатов мне хотелось бы, может быть, и большего. Но с точки зрения моего опыта и знаний эти инвестиции себя окупили.
Много говорят про то, как имущественное право изменит блокчейн. Вы верите в эту технологию?
— Для защиты от обмана эта технология рабочая. У нее есть своя проблема: большой массив данных требует больших, зачастую неэффективных затрат на поддержание системы. Но гарантии, которые он дает, не может сегодня дать ни одно государство.
У нас что, правда так много обманщиков в сфере имущественного права, что нужно защищать все?
— Откуда появляются обманщики? Человек неосознанно думает: я вообще честный, но сейчас поступлю немного нечестно, все равно никто не узнает. Это, наверное, у каждого в жизни происходило. Просто один смог удержаться, а другой превратил обман в систему. Но, когда ты понимаешь, что за тобой стоит блокчейн, ты нечестно поступать не будешь. Сегодня в цифровом мире репутация имеет огромное значение. Потерять имя можно в две секунды, а восстановить его почти невозможно. Бизнес — это психология, и там ничего нет дороже, чем репутация.
Вы в рамках цифровых активов что–то инвестировали именно в блокчейн?
— Вкладывал. Не буду говорить что, но вкладывал.
В свободное время вы много фотографируете природу. Почему именно эта тема?
— С одной стороны, эта любовь была еще с детства. С другой — вы же знаете, как это бывает в бизнесе и в жизни. Мы ставим себе цели, классные и благородные. Мы их достигаем, но из творцов своего счастья становимся его рабами. Природа помогает отключиться: это невероятное ощущение, когда ты уходишь от всего существующего мира. И еще она очень многому учит на самом деле. Хищнику нужно есть мясо, копытному нужно есть траву, никто не хочет быть съеденным. И начинается вся эта история, которую можно смело переносить на бизнес–отношения. Меня это захватывает.