Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин написал статью. Про соборность и про то, как нам отстоять свою идентичность. Страшно подумать — а вдруг и сам Зорькин по–настоящему идентичен?
В отличие от многих своих современников, которые сначала были коммунистами, потом — демократами, а теперь стали патриотами, сам Зорькин всю жизнь придерживался одних и тех же взглядов. Которые, правда, слабо коррелируют с традиционными представлениями о том, как должен мыслить глава Конституционного суда в правовом государстве. Ему, в частности, принадлежит знаменитый тезис, что "при всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации".
Понятно поэтому, что все статьи Зорькина являются бестселлерами. Очередной посвящен тезису о "конституционной идентичности". Это такая идентичность, которая не позволяет нам подпасть под влияние "наднациональных юрисдикций", то есть всяких Европейских судов по правам человека и прочих масонских штучек. Наша особая идентичность связана с природным коллективизмом и острым чувством справедливости русского народа. Которые иногда оказываются выше мелких частнособственнических инстинктов индивида. (Спойлер: термин "соборность" тоже употребляется, хотя не является ключевым.) Но основная мысль в том, что "наднациональные органы" себя дискредитировали. Универсальные права человека не отрицаются, но должны учитывать национальную специфику. Ключевой тезис: "Попытки навязать тому или иному обществу не свойственные ему представления о достоинстве человека и правах тех или иных меньшинств могут быть эффективны лишь в весьма ограниченных пределах. И это относится не только к России. Немало экспертов уже признают, что нынешний всплеск радикального популизма на Западе в значительной степени обусловлен недооценкой мнения большинства и ущемлением его прав".
Тут просто напрашивается пример про навязывание большинству самого возмутительного для него меньшинства. Например, в Средние века Святая Русь по сравнению с тогдашней Европой была самым адовым Содомом, Третьим Римом именно в том самом смысле. Когда в Европе геев жгли на кострах, в России содомский грех не считался уголовным преступлением. На распространенность указанного греха, дискредитирующего нас в глазах мировой общественности, указывает изданный в 1551 году "Стоглав": из–за содомии "от множества народа и от иноверных поношение и укоризна нашей православной вере хрестъянстей".
Лишь при Петре I Россия вместе с прочими европейскими ценностями переняла и уголовный статус преследования содомитов. Правда, до смертного приговора дело дошло только в 1940 году: когда расстреливали железного наркома Ежова, ему в обвинение заодно записали "мужеложство в антисоветских целях". Что было, стоит предположить, единственным справедливым пунктом. В Европе же гомофобия процветала до середины прошлого века: в 1952–м англичане, например, приговорили к принудительному лечению и тем самым довели до самоубийства знаменитого математика Алана Тьюринга, раскрывшего во время войны немецкий шифр. Многие видели об этом кино.
Чему учит нас этот исторический экскурс? Тому, что национальная идентичность может на самом деле оказаться не такой, как кажется на первый взгляд. И в делах Конституции лучше все–таки опираться на универсальные ценности. А то кто его знает, как оно выйдет. Конституционный суд сам по себе тоже в идею соборности не слишком вписывается.
