Современная экономика — это экономика больших городов. Какое место займет в ней Петербург?
Как предсказывает известный шведский футуролог Кьелл Нордстрем, уже к 2030 году вместо 28 стран Евросоюза могут появиться 50 мощных экономических хабов, основой которых станут городские суперагломерации. Именно в этих "сверхгородах" и будет создаваться большая часть товаров и услуг. Соответственно, скорость развития экономики и качество жизни людей будет зависеть от деятельности властей в значительно большей степени, чем сейчас.
Все придумывают в городах
Примерно так же считает и Алексей Кудрин. Еще полтора года назад, будучи руководителем Центра стратегических разработок, Кудрин обращал внимание участников сессии ПМЭФ, что к 2025 году 60% мирового ВВП будет производиться в 600 крупных городах. При этом, добавлял Кудрин, в первых 100 городах будет производиться 35% мирового ВВП. И, для того чтобы Россия могла оставаться конкурентоспособной экономикой, стране понадобится не менее двух десятков "агломераций мирового уровня".
А как же разговоры о сельском хозяйстве, "одноэтажной стране" и моде на пейзанский образ жизни? Да никак, пожмет плечами экономист. Эффективное сельское хозяйство не противоречит тотальной урбанизации. Крошечные "городские" Нидерланды с их 2,5 млн га сельскохозяйственных площадей по объему производства продовольствия уступают только США. Современное сельское хозяйство — это в первую очередь эффективные технологии, а их придумывают в городах, а не в свинарниках. Кто всерьез думает иначе — рано или поздно останется и без свинарника.
Мэр круче премьера
Так что если хотим быть конкурентоспособными (а такое желание — еще не факт), придется переосмыслить роль и место городов в национальной политике и экономике. Нордстрем утверждает, что в ближайшее время слово мэра отдельного глобального города будет весить больше, чем заявление премьер–министра какой–нибудь страны. Кстати, в России уже сейчас существует такая гиперагломерация, которая вполне может потягаться с небольших размеров государством — и численностью населения, и объемом валового регионального продукта, и бюджетными расходами. Это, конечно же, Москва, фактически единственный полноценный мегаполис не только нашей страны, но и всей Восточной Европы. В смысле степени концентрации экономики в городах Россия даст фору и США, и Европейскому союзу. Экономика двух "первых" городов — Москвы и Петербурга — генерирует четверть российского ВВП. В то же время в США первые два города создают всего 13% ВВП, а в Западной Европе первые два города обеспечивают 9% экономики ЕС (правда, колоссальной).
Справедливости ради надо сказать, что доля Москвы и Петербурга в российской экономике критически неравна. Если Москва — это не менее 20% ВВП России, то Петербург объективно дает не более 5%, так же как и Московская область, кстати. Как говорил на Московском урбанистическом форуме Алексей Кудрин, если так пойдет и дальше, то в 2035 году две главные российские агломерации (Москва и Московская область, Петербург и Ленинградская область) будут обеспечивать уже 40% российской экономики.
Столица не деловая
Если ничего не произойдет с нефтью, добавим мы. Как отмечала ведущий российский эксперт по региональной экономике Наталья Зубаревич, Москва — это в первую очередь "углеводородная столица". Именно здесь концентрируется прибыль нефтегазовой олигархии; именно здесь концентрируется прибыль главных государственных банков; именно здесь находятся центры принятия решений по расходованию бюджетных средств, а федеральный бюджет — это, как все знают, производная от цен на нефть. Кстати, "из бюджета" — федерального или местного — получают зарплату половина работающих москвичей.
В этом смысле Москва — вовсе не "столица бизнеса", в том смысле как такие "столицы" представляет учебник экономической теории. Согласно учебнику, полноценный "агломерационный эффект", не зависящий от политики, достигается там, где в силу целого комплекса самых разных причин возникает концентрация рабочих мест, требующих высокой квалификации, провоцирующей конкуренцию за эти рабочие места. Все это подталкивает работников повышать уровень своего образования и овладевать новыми навыками, что позволяет претендовать на более высокие зарплаты. В свою очередь, это провоцирует работодателей стремиться увеличивать производительность труда — чтобы делать больше за меньшие деньги. А спрос на такие технологии — это спрос на креатив и навыки сотрудников… И так далее. Да, жизнь в городах оказывается объективно дороже, но эта дороговизна компенсируется более высокими зарплатами и разнообразием выбора товаров и услуг, а также работой социальных лифтов.
Объяснимый парадокс
Эта теория на самом деле может стать инструментом для прогноза дальнейшего развития двух главных российских агломераций и их перспектив. В свое время создатель концепции "морской мощи" адмирал Альфред Мэхен объяснил парадокс, немало смущавший историков. Почему бедная по средневековым меркам Англия смогла построить "великий флот" и стала "владычицей морей", а богатейшая Испания, лидер "эпохи великих открытий", такого создать не сумела и в итоге проиграла борьбу за океан?
Дело в том, говорил мудрый адмирал, что английский флот имел перед собой постоянную задачу, не зависящую ни от воли короля, ни от общей политической обстановки в стране. Она заключалась в охране децентрализованной морской торговли. Испанские военные моряки решали совсем другую проблему — им лишь нужно было время от времени защищать королевские конвои с золотом, тянувшиеся через океан в испанские порты, или поддерживать артиллерийским огнем очередные фантазии абсолютного монарха (а их было много!). Англичане же просто не могли позволить себе сопровождать военными кораблями каждое частное торговое судно. Поэтому островитянам пришлось создать такой флот, который был способен загодя навести ужас на всех желающих ограбить британских купцов.
Точно так же и городские агломерации, одна из которых жестко завязана на текущий политический ресурс и от него зависит, а другая развивается в обычном экономическом русле, будут иметь совершенно разные мотивации для своего руководства и перспективы для развития.
С допингом и без
В этом смысле Петербург занимает особое место на экономической карте России. С одной стороны, наш город по всем статьям уступает Москве в том, что касается концентрации финансовых и административных ресурсов. Гигантский бюджет Москвы позволяет ее властям тратить только на благоустройство суммы, сопоставимые со всеми расходами некоторых российских регионов. И в этом смысле Северная столица конкурировать с настоящей столицей сможет не скоро.
Но, с другой стороны, уникальное положение Петербурга как главных морских ворот России включает город в орбиту другого глобального тренда — три четверти мирового ВВП создается сейчас в пределах 60 миль от морских портов. Если очертить на карте Ленинградской области круг с центром в Петербурге и радиусом 100 км, увидим, что подавляющая доля экономической активности области осуществляется в пределах этой 100–километровой зоны. Кроме того, основная доля импорта, обеспечивающего потребности столицы, поступает через петербургские порты и перевозится по дорогам Ленинградской области. Другими словами, агломерационный эффект, который, безусловно, существует в Москве, является производной от политического решения. Да, так вышло, что в данный момент столица является центром распределения ресурсов. Если выйдет иначе, этот эффект медленно, но верно начнет ослабевать.
Агломерационный эффект Петербурга выражен менее очевидно, но носит более органичный, естественный характер, чем агломерационный эффект Москвы. Будет ли столица России находиться в Москве, в Сочи, в Сергиевом Посаде или еще в каком–нибудь "городе мечты", глобальные задачи Петербурга останутся практически неизменными.
Это как в соревнованиях по бодибилдингу существует два зачета — для тех, кто "строит тело" с помощью стероидов, и для тех, кто не прибегает к препаратам. Конечно, фигура качка на анаболиках выглядит более эффектно, но его чистый от допинга соперник не так уж уступает своему оппоненту, как это может показаться на первый взгляд.
Заработаем сами
Отсюда можно прийти к неожиданному выводу в отношении различного подхода к реализации бюджетной политики обоих городов. Традиционно в качестве драйвера московского экономического роста указывают высокие расходы городского бюджета. Действительно, практически любой потраченный рубль в Москве — это подпитка какого–то рабочего места и увеличение объема спроса. Однако этот рубль, попавший в московский бюджет, оказался там благодаря политически удачному стечению обстоятельств — почти как выигрыш в лотерею. И чем скорее он вернется в руки горожан в той или иной форме — тем лучше. Но Петербург, почти половину бюджетных доходов которого формирует налог на доходы граждан, в данном случае оказывается совсем в другой ситуации. Заработки петербуржцев в значительно меньшей степени зависят от бюджетно–нефтяной ренты, чем заработки москвичей. Расходуя городские деньги, власти в первую очередь тратят деньги, заработанные петербуржцами, и заработанные в большой степени собственными усилиями, не зависящими от доброй воли разнообразного начальства. Такой подход задает совершенно иную планку ответственности за использование этих средств. Объективно Петербургу, как экономическому центру, выгодно и необходимо бороться за рост зарплат горожан. Но такой рост требует привлечения в город бизнеса, который готов платить много не за счет нефтяной и административной ренты, а за счет прибыльной реализации товаров с высокой добавленной стоимостью. То есть товаров, где велика технологическая и творческая составляющие.
Рост зарплат должен быть увязан с созданием благоприятных условий для компаний, а эти условия среди прочего могут предполагать и налоговые послабления. Но в этом случае нужно найти ресурсы для возмещения "выпадающих" доходов. Другими словами, качество бюджетного планирования в городе и качество использования денег петербуржцев должно достичь — в прямом смысле слова — лучших мировых образцов. И эту нестандартную задачу еще предстоит решить новой администрации.
Дмитрий Прокофьев, экономист
