От петербургской арт–сцены в уходящем году мир МОМА и Помпиду стал еще дальше.
Наши музеи, арт–центры и галереи по–прежнему бесконечно далеки от того, что происходит в мировых столицах искусства. Выставки в Эрмитаже и проекты в креативных кластерах не идут ни в какое сравнение с тем, что можно было увидеть в лондонском Тейт или парижском Дворце Токио. Тот же Хельсинки, в котором наряду с Киасма, Музеем финского современного искусства, Кунстхалле и Helsinki Art Museum только что открылся музей мирового уровня «Амос Рекс», не оставил никаких шансов догнать себя в ближайшем будущем. Бесспорно, все именно так, и тем не менее 2018–й был для Петербурга годом открытий.
Во–первых, наконец–то у нас появился настоящий кунстхалле. Наш Манеж, где прошли отменные экспозиции о будущем города, российском стрит–арте и бывших императорских резиденциях в окрестностях Петербурга, стал современным выставочным залом, какие есть во многих больших европейских городах. Нас, безусловно, есть с чем поздравить: это единственный кунстхалле в России. Даже московскому Манежу пока что не удается грамотно построить выставочную программу.
Другой большой удачей были проекты художников группы «Север–7», под Новый год ко всему прочему выигравших престижную международную премию. Александр Цикаришвили, Анна Андржиевская, Петр Дьяков, Нестор Энгельке и Леонид Цхэ, выставлявшиеся вместе и по отдельности, в галереях и музеях, стали одними из самых перспективных художников в стране. По крайней мере их присутствие на российской арт–сцене теперь ощутимо для всех, кто занимается в России contemporary art.
Виталий Пушницкий, конечно, в отличие от них, давно пережил первый успех, но в этом году петербургскому живописцу удались несколько проектов, в которых оммажи великим предшественникам обозначили его место в традиции изобразительного искусства. Особенно ярким был Tribute. Painting, построенный самим художником как инсталляция в Новом музее современного искусства имени Аслана Чехоева.
Несколько выставок музейного уровня были в K Gallery. Русский музей сделал пару дельных блокбастеров, освежив наши воспоминания о позднесоветском дизайне и напомнив о былой славе Семирадского. Параллельно в Мраморном и Бенуа прошли экспозиции, высоко оцененные знатоками авангарда. Это и ретроспектива Петрова–Водкина, и долгожданный Кульбин, и трогательный Конашевич. Увлекательно и душевно в музее Ахматовой рассказали о том, как в конце 1920–х искусствовед Николай Пунин курировал выставки российского искусства в Японии.
Хороших и отменных проектов в этом году было достаточно, пусть все они носили локальный характер. В конце концов, в иных случаях лучше так, чем отрабатывать международную конъюнктуру.
