Приятно, когда для того, чтобы оказаться на работе, нужно всего лишь спуститься по лестнице. Нет, конечно, когда работаешь на химическом производстве или, скажем, на кожевенном заводе, такое соседство офиса и дома радует не очень. Но отставной коллежский асессор Павел Павлович Форостовский ничем подобным не занимался. Он был владельцем и директором, как сейчас сказали бы, логистической компании.
Форостовские были семейством не слишком богатым, но почтенным, из числа старых петербуржцев. Отец Павла Павловича дослужился на гражданской государственной службе до чина действительного статского советника, занимал длительное время ответственный пост директора Императорского фарфорового завода, а завершил карьеру на должности управляющего Казенной палатой Перми. Все как полагается — алая подкладка шинели, "Владимир" в петлице, "Анна" на шее.
Эксклюзивный экспедитор
А вот Форостовскому–младшему чиновничья доля показалась тесна. На протяжении 10 лет он служил в Департаменте торговли и мануфактур министерства финансов и в правлении Общества Константиновской железной дороги, но, как только ему исполнилось тридцать, вышел в отставку. И занялся бизнесом. В самом деле, карьера госслужащего — это прекрасно, но оклад коллежского асессора невелик, служба съедает все время, не оставляя времени на радости жизни. А радоваться хотелось — Павел Павлович где–то за год до отставки женился на очаровательной барышне лет двадцати от роду — Марии Селесте Фан–дер–Флит, и брак оказался на редкость счастливым.
Удачно стартовал и бизнес отставного чиновника — экспедиторская и транспортная компания, успешно работавшая по всей России и Европе. Не в последнюю очередь, кстати говоря, благодаря связям Форостовского на петербургской таможне. Основное направление деятельности фирмы заключалось в доставке грузов в порты Гельсингфорса, Ревеля и Риги и обратно — по всей России. Умение преодолевать таможенные барьеры без задержек быстро принесло Павлу Павловичу таких заказчиков, о которых его конкуренты могли только мечтать, — "Дом Фаберже", торговый дом "Штоль и Шмит", фирма Фридриха Мертенса. Иными словами, клиентами Форостовского становились все, кому было важно доставить ценные грузы без потерь и точно в срок. Деньги текли рекой.
Девять лет счастья
Но бизнес бизнесом, а между тем к началу ХХ века у Павла Павловича было уже двое сыновей. Нужно было задуматься о собственном доме. И в 1901 году на 4–й линии Васильевского острова, 9, появился необычный особняк — одна из первых столичных построек в стиле модерн. Архитектор Карл Шмидт уместил под его крышей все, что было нужно заказчику: на втором этаже — роскошную барскую квартиру, на первом — офис, в огромном сухом подвале — перевалочный склад для товаров, в отдельном крыле — зимний сад, а с тыльной, солнечной стороны дома — отдельный флигель для детей. Желтый облицовочный кирпич, "рваный" гангутский гранит отделки, кованая решетка ворот, башенка со шпилем — все вместе делало дом Форостовского похожим на маленький сказочный замок. Но уровень комфорта был самый для той поры современный, от электричества и телефонной связи до собственной котельной, обогревавшей весь дом. Постройка обошлась владельцу в 180 тыс. рублей серебром — сумму немалую, но для успешного дельца не запредельную.
Стараясь развлечь молодую жену, Форостовский сделал дом своего рода центром светской жизни Васильевского острова. В комнатах на втором этаже особняка устраивались балы, цветные витражи его окон освещались праздничной иллюминацией, играла музыка, шампанское лилось рекой, и о происходившем в такие вечера потом долго вспоминали как о празднике.
Счастливая жизнь в новом доме оказалась не слишком долгой. В 1910–м умерла от холеры жена Павла Павловича — на самом излете накрывшей столицу эпидемии, когда все уже думали, что бояться, в общем–то, нечего. А в 1914–м один за другим погибли оба его сына — Борис и Георгий. Как будто этого было мало — начавшаяся Первая мировая погубила и бизнес Форостовского. Дом на Васильевском, внутренний декор которого украшал девиз Daheim ist’s fein — "Быть дома — прекрасно", — стал пустым и мрачным.
Павла Форостовского в Петрограде не держало решительно ничего. Поэтому незадолго до революционных событий 1917–го он покинул Россию, а дальше следы его теряются.
