Фильм Альмодовара автобиографичен — но с той степенью обобщения, которая помогает увидеть в главном герое, режиссере по имени Сальватор (Антонио Бандерас) "известного творца рубежа ХХ–ХХI веков" вообще. Детская травма (героя отдали в католическую школу помимо его желания), табу, касающиеся личной жизни, — все это предопределило конфликт с обществом. Но сегодня это поколение столкнулось с еще более глобальным вызовом, уже не зависящим от личных обстоятельств. Как ни крути, все, созданное ими в 1970–1990–х, еще принадлежало большой Традиции — даже если сознательно противопоставляло себя ей. Но к началу ХХI века конвенции в искусстве были окончательно отменены, и все прежние бунты того же Альмодовара — против религии, пола, семьи — показались детской шалостью на фоне глобальных перемен.
Как жить в истории, в которой нет истории — а есть лишь моментальное событие и столь же моментальное его забвение?.. Альмодовар тут как бы по–стариковски восклицает: "Чуть помедленнее, кони!" — потому что явно не знает, о чем таком запретном можно было бы рассказать сегодня миру, в котором не осталось запретов и догм.
Реминисценция в начале фильма, в шутливой форме описывающая множество болезней, от которых страдает режиссер, — это еще и о том, как усиливается разрыв между все более совершенными технологиями и несовершенством человеческого тела. Боль — сквозная тема этого фильма, и, как ни парадоксально, она у Альмодовара является не только врагом, но и последним подтверждением реальности нашего существования в виртуальном мире. Поэтому главный герой так трепетно относится к своей боли, физической и моральной, именно из нее он продолжает черпать сюжеты. И отсюда страх — что вдохновение исчезнет, если пропадет страдание. Однако режиссер прекрасно понимает, что мир больше не хочет страдать, или по крайней мере принимает это только в комфортных микродозах, ограненных пространством сцены (примером тут служит моноспектакль по мотивам воспоминаний Сальватора, который является вставной новеллой "Боли и славы"). Страданию здесь не место — такой слоган можно было бы предложить для фильма.
Все остальные приемы — как прошлое героя внезапно оказывается съемками фильма в будущем, эти изящные закольцовки — в духе "вечного возвращения" Ницше — являются лишь эстетическим обрамлением идеи о неизбежности / необходимости страдания. Это мудрый, степенный фильм — с набором обычных установок творца прошлого века: работа на самом деле является главным лекарством и единственным смыслом жизни. Попутно тут еще и размышление сугубо профессиональное — об отношениях с актерами. В кино от артиста зависит почти все — а не от идеи, замысла, сюжета. Существование в стиснутом, искусственно ограниченном пространстве, к чему герой привык с детства — живя в землянке, а затем в келье, — становится метафорой духовной жизни, отношений с миром вообще. На самом деле у любого режиссера довольно узкий коридор возможностей: он всегда ограничен способностями актеров, и нет другого языка — кроме языка их тел и глаз. Система отношений в искусстве так же немощна и хрупка, как и собственное тело. Мало что в нашей власти, говорит режиссер, — кроме иллюзий. Вот тут только и можно себе позволить все.
Топ–3: Фильмы в прокате Петербурга, сборы (руб./зрители)
Читайте также:
Кино
Бизнес и немного личного. "22 ярда" Митали Гошала
— «История игрушек 4» 1 528 319/6981
— «Люди в черном: Интернэшл» 1 256 751/4962
— «Тайная жизнь домашних животных 2» 661 777/3527
По данным ЕАИС за 26 июня 2019 года
