В России не вызывает особого отклика скандал вокруг певца Плаcидо Доминго. Его обвиняют во вчерашних, а точнее, в позавчерашних грехах: говоря языком УК, в "понуждении к действиям сексуального характера". Уже которая по счету женщина утверждает, что в те времена, когда мы были молодыми и фонтаны были голубыми, Доминго ее домогался, используя звездно–служебный статус. Но у нас по этому поводу нет ни возмущения, ни возбуждения. Похоже, фильм "Обвинения задним числом" показывают в России исключительно в кинотеатре "Их нравы". Зритель сюжета не понимает: сценаристы сдурели! Эдак скоро на Западе муж от жены будет требовать нотариально заверенное согласие на секс! А у нас нормальные мужики, и их нормально тянет на баб, а раз баба ломается — значит, тоже хочет! У нас, когда в домогательствах обвинили депутата ГосдумыСлуцкого, это кончилось ничем. Ни буковки с депутатского мандата не осыпалось — в то время как с Доминго разорвали контракты опера Сан–Франциско и симфонический оркестр Филадельфии.
Однако история с Доминго (и отчасти со Слуцким) для России крайне важна, если посмотреть на нее не как на сексуальный скандал, а как на моральный кейс, который нам предстоит решать в будущем. Суть кейса не в том, что обвинение предъявляется в отсутствие доказательств. Суть в том, что прошлое судится по нормам настоящего. Доминго ставят в вину непристойное поведение в 1980–х. Тогда он был сорокалетним тенором, а сейчас он почти восьмидесятилетний баритон. Не думаю, что изменился у него только голос. Женщины, которые предъявляют ему обвинения сегодня, в 1980–х, скорее всего, тоже были другими. Возможно, то, что сегодня ими оценивается как гнусность в духе "поматросил и бросил", тогда понималось как личная победа. Нравственные координаты меняются постоянно. Разве не должен действовать срок давности, после которого возможно раскаяние, но невозможна расплата? Ну давайте тогда всех наказывать за глупости юности. Спрашивается, какой Пьер Безухов по пьяни не привязывал городового к медведю?
Однако черта не подводится. Студенческие снимки и тексты в соцсетях перечеркивают взрослые карьеры. Женщины требуют от Доминго денег. За нацистские преступления судят самых дряхлых стариков.
Это проблема, которой лично я не вижу решения. Она, повторяю, в том, что нынешний социум судит социум прошлого, дабы преподать урок будущему. Но проблема будет усугубляться, потому что живем мы все дольше, перемены в обществе совершаются все быстрее, а наши поступки в цифровом мире фиксируются все надежнее. Причем в России, когда перемены случаются, происходят катастрофично. И каждый раз за прежнюю жизнь предъявляются огромные счета. И однажды они снова будут предъявлены героям и хозяевам нынешних дней. От судей до силовиков, от губернаторов до прокуроров. Тогда очень многие окажутся в положении пожилого Доминго, получив, хм, обвинения в изнасиловании с применением служебного положения.
Как быть в этой ситуации — повторю, не знаю. Но иногда явление важно просто описать, выделив сущностные черты. А их несколько.
Первое. Тем, кому в будущем выставят счета за прошлое, бессмысленно в оправдание петь арию из "Так поступают все". Бесполезно ссылаться даже на жизнь по закону — те, кого осудили в Нюрнберге в 1946–м, действовали по законам, принятым в том же Нюрнберге в 1935–м.
Второе. Мировой тренд в том, что срок давности неизменно прекращает действие там, где речь идет о нарушении прав человека. Человек важнее государства, какую бы ухмылку ни вызывало это утверждение в России. Но я бы по этой шкале измерял сегодня профессиональные риски, чтобы не оказаться завтра под судом.
Наконец, третье. Борцы за права человека (включая собственные права) не вызывают уважения, когда наказание сводят к денежным выплатам, а в качестве наказания за репрессии требуют ответных репрессий.
Кажется, это неполный список, но он открыт, а часы — простите за банальность — тикают неумолимо.
