Я не пишу рецензии на fiction, "художественную литературу", поскольку ее почти не читаю: скучно. Виной возраст. Возраст цивилизации: у каждой эпохи свои подрастают леса. Раскудрявый, зеленый, живой книжный лес современности — документалистика, нон–фикшен: постиндустриальный способ упаковывать в бумагу идеи, мысли и чувства. История Анны Карениной давно история, в отличие от рассказа о том, что происходит с нашей гормональной системой, когда мы влюбляемся. Как заметил с деланым цинизмом Александр Невзоров, у русской классики кончился срок годности. Я бы добавил, что у всей литературы вымысла истек срок годности как жанра.
А теперь — о последней книге Акунина–Чхартишвили "Трезориум" — четвертом томе семейной саги из жизни Клобуковых. Эта сага — главное, не сказать бы единственное, что я у Акунина–Чхартишвили читаю: по той же причине, по какой автор подписывает тома двойным именем. Георгий Чхартишвили — японист, переводчик Абэ и Мисимы, автор документального исследования (я его очень ценю) "Писатель и самоубийство". Борис Акунин — псевдоним для fiction–забав япониста Чхартишвили, главным образом для исторических детективов про сыщика Фандорина. Пою славу безумству, с каким в фандориане Акунин проводит тему "как сохранить честь и достоинство в стране, где они не ставятся ни в грош". Но, похоже, в воспитательном усилии Акунин не преуспел: никого в России от опаскуживания вымышленный Фандорин не спас. И то: хочешь напрямую говорить о достоинстве — говори напрямую. Иначе та сволочь, что творит в стране беспредел, про Фандорина будет с удовольствием читать, но на людей — плевать.
И вот тут (полагаю, осознав ситуацию) Акунин засел за историческую сагу, имплантируя внутрь каждой книги документальные эссе — историко–философские записки героя. "Философические письма" Чаадаева — они ведь нон–фикшен, нет? Тем более сегодня книг в жанре практической философии в России не пишут. То, что есть, — переводы: эссе Паскаля Брюкнера о сексуальной революции, эссе Алена де Боттона о тревогах статуса. Вот Акунин и начал заполнять пустоту.
В итоге получилось следующее. Стартовый том саги — "Аристономия": упаковка —"революция, гражданская война, эмиграция", начинка — "эссе о долге и чести". Том "Другой путь": упаковка — "строительство социализма", начинка — "эссе о любви и страсти". Том "Счастливая Россия": упаковка — "время репрессий", начинка — "как нам обустроить Россию". Ну да, звучит пародийно, но не более пародийно, чем звучала бы аннотация "Диалогов" Платона. Там, в этих эссе, много сильного — и деталей, и обобщений. Когда натыкаешься на фразу, что дети — это лотерейный билет с надеждой на выигрыш, который не достался родителям, а потому состоявшемуся человеку дети не обязательны, — то застываешь. Хотя: а зачем Чайковскому, Гомеру или Христу дети?
И вот четвертый том, "Трезориум": упаковка — "Вторая мировая война, немцы, поляки, евреи и русские", начинка — "педагогика и воспитание". Что–о–о? Какая на фиг педагогика на фоне войны? А вот такая. Чхартишвили дает краткий очерк педагогики XIX века (когда и случился педагогический взрыв, потому что школа стала массовой), от становления школы прусского типа до экспериментальных систем леди Эстер. И предлагает (устами героя) систему ранней диагностики талантов, детских сокровищ. "Трезориум" (от tresor — "сокровище") — это экспериментальный детсад в еврейском гетто.
Следует ли "Трезориум" читать? Да, обязательно: воспитателям детсадов, учителям начальных классов, студентам (и преподавателям) педвузов. Удалась ли книга? Боюсь, она самая слабая в "Семейной саге". Слабая как non–fiction (Дмитрий Быков или Лев Лурье с ходу, без подготовки, расскажут куда больше и куда интереснее о педагогических системах Дьюи, Штайнера, Киршенштейнера, Макаренко или Стругацких — в то время как Акунин страница за страницей перечисляет кодировки детских талантов). Слабая как роман: видно, что Акунин устал, он даже от надоевших героев избавляется банально — убивая.
Но Быков и Лурье педагогических поэм (пока) не написали. Так что главная ценность "Трезориума" в том, что Акунин говорит о педагогике и школе в ту эпоху, когда в российской школе — застой. Заметный даже на фоне общероссийского.
Топ–3: Самый продаваемый худлит в Петербурге
— "Девочка, которая всегда смеялась последней", А. Цыпкин
— "Щегол", Д. Тартт
— "Дом, в котором горит свет", Э. Сафарли
По данным сети магазинов "Буквоед"
