Воруют у нас, много воруют, говорил киногерой Юрий Деточкин, сам угонявший машины у расхитителей, чтобы, продав краденое, перевести вырученные деньги в детский дом.
Воруют у нас, много воруют, сообщил замначальника управления по борьбе с правонарушениями в сфере распределения и использования бюджетных средств ГУЭБиПК МВД полковник Севастьянов. За первые 8 месяцев 2019 года ущерб, нанесенный государственными ворами, составил, по официальным данным, 102 млрд рублей — это только там, где уголовные дела удалось довести до конца. "Коррупция правомерно рассматривается как одна из системных угроз безопасности Российской Федерации", — сокрушается полковник.
Не возразишь против таких слов, как и против заявления, что "вопросы противодействия коррупции продолжают оставаться в числе приоритетных направлений деятельности органов внутренних дел". Сажают, много сажают, но складывается впечатление, что посадка не пугает бюджетного вора и противостоять этому надо как–то не так.
Судя по законам, отчетам и нацпроектам, с коррупционерами у нас борются отчаянно. На каждую бюджетную копейку составляются десятки справок и докладов. Чтобы купить пару гвоздей, проводятся тендеры и заседают комиссии. Объемы "оперативной информации" измеряются йоттабайтами. На каждой стенке написан номер телефона, по которому гражданину предлагают сообщить о коррупционном преступлении. И как тут украсть?
Однако крадут. И сумма 102 млрд, озвученная полковником Севастьяновым, не кажется такой уж большой. Особенно на фоне телевизионных кадров, где из квартиры старшего офицера карательных органов, выведенного в наручниках, купюры выволакивают уже тоннами. Денег нет, однако на дачах и в элитных жилых комплексах они все не заканчиваются, как будто там оборудованы филиалы Гознака.
Кстати, размеры средств, которые находят при обысках у не самых высоких начальников, начисто бьют идею, что победить коррупцию можно, повышая чиновникам зарплаты. В официальных декларациях, публикуемых начальством в рамках той же борьбы с коррупцией, сплошь и рядом указаны легальные доходы 7–8 млн рублей — $100 тыс. в год, вполне мировой уровень. Да хоть бы им платили по сто миллионов — неужели думаете, что риск потери даже такой зарплаты остановит человека, имеющего возможность запросто принести домой миллиард?
В то же время нельзя говорить о тотальной коррумпированности всех чиновников. В отношении доступа к казенным деньгам начальство можно разделить на четыре касты. Первая (и основная) — офисные клерки с более–менее "рыночной" зарплатой, заваленные бумажной работой и лишенные возможности что–либо отгрызть от бюджета. И захотели бы — не получится: все эти конкурсы и отчеты отсекают сию прослойку от бюджетных денег вполне эффективно.
Есть (и немало) начальники, которые могли бы украсть, но не делают этого: хватает высокой (по любым меркам) зарплаты и возможности сломать жизнь почти каждому, если захочется. Сочетание таких мотиваций удерживает этих людей в рамках.
Третий слой — каста неприкасаемых, которым можно делать что угодно, и под каток "борьбы с коррупцией" они не попадут никогда. Даже если у такого человека арестуют всех заместителей и помощников, он в телекамеру скажет, что впервые о них слышит.
И четвертая каста — те, кто имеет возможность обращать бюджетные средства в свою пользу, пользуется этой возможностью, но не может точно определить границу, где заканчиваются государственные деньги и начинаются деньги "старшего по званию". А поскольку она зыбкая, при ее пересечении такой начальник и запутывается в сетях закона.
С так называемой коррупцией в России проблема заключается именно в том, что из–за своих масштабов она уже стала самостоятельной отраслью экономики. Нет такого хранилища государственных наличных, куда начальник мог бы залезть и прихватить себе денег на жизнь. Да и взятку "от кого попало" ни один чиновник никогда не возьмет.
Но за каждым "хищением бюджетных средств" обязательно стоит какой–то "государственный проект", с персоналом, отчетностью, зарплатами, легальной вывеской и даже выполненными работами, увеличивающими объемы ВВП.
Можно запретить эти проекты вообще — но тогда, подозреваю, бюджетные деньги не будут тратиться вообще никак.
А других, похоже, у нас скоро и не останется.
