Сейчас все наперебой вспоминают различные дела покойного Юрия Лужкова. В том числе — избирательный блок "Отечество — Вся Россия", в котором на рубеже веков он пытался объединить российских губернаторов. Самыми заметными фигурами кроме самого Лужкова там были президент Татарстана Минтимер Шаймиев и губернатор Петербурга Владимир Яковлев. Но никакой реальной федерализации из этого начинания не выросло.
Почему в 1999 году бароны–губернаторы не смогли дожать слабого "царя Бориса" и создать Великую хартию вольностей? Как это сделали английские бароны–рыцари в 1215 году с королем Джоном? На самом деле этого никто не хотел и даже не понимал, что это. Если у английских баронов была какая–то корпоративная солидарность, то у российских губернаторов — нет. Яковлева многие считали слабой фигурой. Шаймиев, наоборот, добился всего, чего хотел, и совершенно не заботился о некоем великом преобразовании всей страны. Все они вместе и каждый по отдельности были, судя по всему, сильно замазаны в коррупции. Беспокоила их прежде всего личная безопасность. А общих целей и быть не могло.
Не будем забывать, что абсолютное большинство российских регионов были и сейчас остаются нахлебниками, получают деньги из федерального центра. Для них превращение России в реальную федерацию, а то и в конфедерацию, смерти подобно. Кто их тогда кормить–то будет? С какой стати нефтедобывающие регионы, такие как Тюмень, например, будут отстегивать им деньги? И для Москвы это была бы катастрофа. Тут ведь тоже нет нефтяных скважин. Москва существует за счет того, что Россия — государство, где все деньги перекачиваются через центр. В сырьевой стране, где большинство регионов живут дотациями из бюджета и не способны мыслить другими категориями, какая может быть федерализация? Вот, говорят: регионы хотят больше оставлять у себя. А что Рязанская, Костромская или Смоленская область, собственно, может у себя оставлять? Без центральной власти этим регионам просто элементарно не прожить. Экономически.
Другое дело — политически. Но это вечное противоречие между политикой, экономикой и географией, особенно в такой огромной стране, как Россия. Неунитарная Россия не выживает экономически, а унитарная выглядит довольно странно, потому что сложно назначать из Москвы губернаторов Сахалина, Твери и Калининграда. Слишком велика региональная специфика. Такова одна из наших неразрешимых проблем.
Но вернемся к Лужкову. К 2010 году, когда его сняли, он был одним из последних символов духа 1990–х. Тогда тоже, конечно, не было никакой федерации, но была человеческая вольница. Кроме того, он оставался в значительной степени советским руководителем. Поэтому, например, упорно не хотел вводить платные парковки, хотя Москва стояла в бесконечных пробках. Такая вот была гремучая смесь. Немножко бандитской Москвы 1990–х, немножко "совка". Это вполне нормально для переходного периода. Но этот период закончился. И вполне логично, что на место Лужкова пришел технократ, который механически выполняет свои функции. И которого, если будет нужно, тоже заменят в один момент.