Английская набережная, 74
Владелец дома 74 на Английской набережной был человеком поистине легендарным. Яков Васильевич Виллие, также известный как Джеймс Уайли, военный медик, полевой хирург и блестящий организатор, появился из ниоткуда, поднялся в прямом смысле слова из грязи в князи и служил придворным доктором при трех императорах Российской империи. А помимо того он оказался одним из немногих, кто знал, чем большому городу может грозить серьезная эпидемия. За то, что холерное поветрие 1831 года было столицей России худо или бедно, но пережито, нужно быть во многом благодарными именно ему.
Русский шотландец из Германии
Про "из грязи в князи" и "из ниоткуда" — это не шутка и не фигура речи. Согласно одной из версий происхождения лейб–медика, был он в 1762 году, в самом конце Семилетней войны, приблизительно в двухлетнем возрасте подобран русским офицером Евсеем Ефграфовичем фон Смиттеном в канаве у одной из сожженных немецких деревень. Фон Смиттен привез найденыша в Петербург, а тут на эту трогательную историю, пошедшую моментально гулять по салонам, обратила внимание сама Екатерина II и пристроила ребенка на воспитание в семью знакомого ей шотландского пастора. Яшка, как его называл офицер–спаситель, или Джеймс, как стал его звать приемный отец, вырос, получил медицинское образование и в 1790–м вернулся в Россию. Здесь он выдержал строгий экзамен на право заниматься медицинской практикой и моментально обрусел, вновь превратившись из Джеймса в Якова Васильевича.
Дитя войны, молодой медик совершенно естественным образом начал делать военную карьеру: начал военврачом в 33–м Елецком пехотном полку, а дослужился в конечном счете до звания генерал–майора и постов главного медицинского инспектора русской армии и директора медицинского департамента военного министерства. При этом врачом он действительно был высококлассным — на его счету множество удачных операций и даже разработка новых, подчас революционных методик лечения. В частности, за руководство по использованию в медицине солей мышьяка ему была присвоена докторская степень. И ему же принадлежит идея ведения "скорбных листов" — амбулаторных карт практически в том виде, в каком мы их знаем сегодня.
Между искусством и чародейством
Работа врача, а тем более хирурга, была на ту пору делом весьма высокооплачиваемым и рассматривалась как нечто среднее между искусством и чародейством. Так что состояние Яков Васильевич нажил немалое. Потому и дом себе в 1809 году купил в престижной части города, уплатив солидные деньги предыдущим владельцам — представителям династии Демидовых. По его специальному заказу двухэтажный особняк на крепком каменном подклете был перестроен в ампирном стиле и стал жилищем настолько же роскошным, насколько и примечательным.
В общем, персоной бывший найденыш оказался очень заметной. А после того, как он успешно (и, добавим, первым в России) применил ларинготомию и спас царского камердинера Ивана Кутайсова, умиравшего от гнойного нарыва в горле, заметил его и сам император Павел. Так что приемный сын шотландского пастора стал его личным лейб–медиком. К слову сказать, акт о смерти Павла Петровича от апоплексического удара, а вовсе не от удара табакеркой, заверял своей подписью именно он.
Александру I отцовский лейб–медик достался, как говорится, по наследству. И, как оказалось, не зря. Даже не говоря о врачебной помощи, вспомним хотя бы о том, что именно Виллие вывез императора с поля боя под Аустерлицем, когда самодержца бросили все, вплоть до его собственного адъютанта. Ну а чья подпись стоит под заключением о смерти царя Александра от лихорадки (до сих пор есть мнение, что она была инсценирована), можно даже не говорить. К моменту начала эпидемии холеры в Петербурге Яков Васильевич состоял лейб–медиком уже при третьем по счету государе — Николае I — и авторитетом пользовался непререкаемым.
Не без Ульяновых
Во многом это и спасло столицу: с Виллие просто не было принято спорить. А он между тем, занимаясь военно–медицинской практикой, о холере знал больше, чем кто бы то ни было. Его перу, в частности, принадлежало "Описание индийской холеры для врачей армии", изданное в 1830–м. В спешно созданный в июне 1831–го комитет "для принятия мер противу распространения холеры в здешней столице" врачей входило всего двое, причем знаком с проблемой не понаслышке был только Яков Васильевич. Он–то и "продавил" целый ряд решений, свойственных именно для военного, а не гражданского подхода к делу. 10 специализированных холерных госпиталей, столько же "подстанций"–лазаретов для работы на местах, специально выделенные участки под холерные кладбища и четко прописанная процедура похорон с использованием дезинфицирующих почву веществ, организация карантинных мер на въезде и выезде из города и в кварталах, где отмечены вспышки болезни, — от этого так явственно пахнет армейским подходом, что и сомнений не возникает в том, кто автор таких решительных мер.
Эпидемия, конечно, была разрушительной: более 10 000 смертей напрочь отбивают желание шутить на этот счет. Но, если бы не все эти меры, последствия могли быть куда более жуткими.
Кстати, помощником Виллие в организации всего этого комплекса решительных шагов, обследовании больных и составлении "Отчетов о средствах, употребленных против холеры в военных госпиталях в С.–Петербурге с практическими замечаниями о свойствах сей болезни" был его ученик и протеже — акушер–ординатор больницы Марии–Магдалины Александр Бланк, человек настолько близкий Якову Васильевичу по духу, что тот даже поселил его со всей семьей у себя в доме на Английской набережной. Именно тут родилась дочка Бланка — Мария, без малого три десятка лет спустя ставшая женой провинциального учителя Ильи Ульянова.
Виллие жил в своем особняке до самой смерти в 1854 году, повидал еще две холерные эпидемии, написал множество руководств и сочинений, посвященных чуме, лихорадке и прочей заразе, а всем нажитым за жизнь немалым состоянием распорядился так, как подобает настоящему врачу, — завещал на строительство Михайловской клинической больницы. Она теперь так и называется — Михайловская имени Я. Виллие.
