Считалку–дразнилку "Жоржик Борман, нос оторван, вместо носа — папироса!" стены особняка на Английском пр., 16, слышали множество раз. Между тем с носом у его владельца Григория Николаевича Бормана все было в порядке. Но ставшие практически петербургской фольклорной классикой рифмованные строчки в исполнении детских голосов всякий раз вызывали умиление у работниц шоколадной фабрики, расположенной по этому адресу и сегодня, так что окошко на первом этаже приоткрывалось, и малолетние разбойники и пираты ближайших окрестностей получали свою дань в виде пригоршни–другой шоколадного лома — самого вкусного производственного брака из всех возможных.
Сын фармацевта, наследник кондитера
Шоколадным королем Северной столицы Григорий Борман стал, мягко говоря, не сразу. Дело в том, что отец его был довольно известным в городе на Неве фармацевтом и, разумеется, искренне рассчитывал, что сын, родившийся в 1837 году, пойдет по его стопам. Однако расчет оказался неверным. Стремясь привить потомку деловую хватку, Николай Борман последовал примеру своих многочисленных немецких предков и, как только отпрыск достиг совершеннолетия, урезал ему финансирование карманных расходов. Тот, как и планировалось, отправился искать, где бы заработать лишний рубль, и устроился в кондитерскую лавку. Сперва помощником продавца, потом продавцом, а там и приказчиком. И ситуация вышла из–под контроля. Мало того что новая профессия сыну фармацевта понравилась куда больше отцовской, так еще и владельцы лавки — пожилая немецкая чета, впечатлившаяся старательностью и усердием симпатичного юного соплеменника, — приняв решение чисто по возрасту отойти от дел, отписали ему свое торговое предприятие вместе со всеми деловыми контактами.
Усердия, к слову сказать, Григорию Николаевичу и правда хватало с лихвой. Доставшаяся ему в подарок кондитерская лавка в Чернышевом переулке — том, что теперь называется улицей Ломоносова, — очень быстро превратилась в моднейшее заведение. Что неудивительно, потому что в ней помимо традиционных витрин и прилавков была установлена на потеху и удивление почтеннейшей публике "ручная машина по производству шоколада", выпекавшая плитки ароматного лакомства. Редкое для той поры зрелище привлекало толпы, и торговля шла настолько споро, что всего через 4 года молодой бизнесмен смог приобрести у потерпевшего неудачу в делах немецкого кондитера Генриха Пфейфера двухэтажный дом на Английском пр., 16, и расширить дело. На втором этаже располагалась квартира фабриканта, на первом — производственные помещения "Паровой фабрики шоколада и конфет “Жорж Борманъ”".
Вендинг и новаторство
Читайте также:
История
Модное место. Рескрипт Александра I
Тут дела вообще пошли в гору! И двух лет не прошло, как двухэтажный дом был перестроен в четырехэтажный, способный вместить контору разросшегося предприятия, во дворе вырос современнейший для той поры фабричный корпус, оснащенный по последнему слову техники, да и соседние дома, №14 и №18, были выкуплены под нужды предприятия.
Полторы тонны сладкого в день — масштаб весьма солидный, но российский рынок оказался вполне готов поглотить не только этот объем, но и вдвое больший, к которому фабрика пришла на рубеже веков. Тем более что одним шоколадом дело не ограничивалось. В перечне продукции были пастила, леденцы, мармелад, печенье, бисквиты и прочие вкусности. Все — в красочной упаковке, с картинками, подчас с портретами популярных медийных личностей того времени — писателей и актеров.
При этом фабрикант постоянно находился в поисках технических новинок, которые помогли бы если не развитию производства, то хотя бы укреплению репутации. Так, в 1888 году он установил на углу Невского проспекта и Надеждинской улицы (известной сегодня как улица Маяковского) первый в истории столицы вендинговый автомат по продаже плиточного шоколада. Одна плитка стоила пятиалтынный — 15 копеек.
Награды и медали сыпались на предприятие Григория Николаевича, который теперь был известен исключительно как Жорж Борман, проливным дождем. Тут тебе и множество призов на отечественных выставках, и статус поставщика Императорского двора, и золотая медаль в Париже, и золотая медаль в Чикаго. В общем, успех был несомненен. Да и на личном фронте все было прекрасно: шоколадный король Петербурга женился по любви и вскоре стал счастливым отцом.
Авеню Опера, 26
Сын его — Георгий Григорьевич — получил весьма достойное экономическое образование за рубежом и, едва перевалив двадцатилетний возраст, активно включился в управление отцовским бизнесом. Создал несколько филиалов и складов в разных городах, открыл специализированный магазин в доме Мертенса на Невском пр., 21, помог модернизировать производство, протолкнул расширение ассортимента продукции экономкласса. В общем, показал себя человеком дельным и понимающим.
Тут Жорж Борман — старший вздохнул с облегчением и, оставив на сына все хозяйство, удалился подальше от столичной суеты в малороссийский Харьков. Там, в доме на Чеботарской, он и прожил до декабря 1918 года, успев подивиться и новоявленной советской власти, и немецкой оккупации, и новым порядкам гетмана Скоропадского. Было ему, должно быть, неуютно и странно, но покинуть Россию он не захотел. А вот Георгий Григорьевич, напротив, очень вовремя уехал из страны, буквально чуть–чуть не дождавшись национализации семейного предприятия. До 1952 года он жил в Париже, продолжая отцовское дело: его кондитерский магазин на авеню Опера, 26, считался одним из лучших.
Петербургское предприятие Борманов, кстати, несмотря на все перемены, работает и сегодня. Только называется уже не в честь основателя, а в честь революционерки Конкордии Самойловой. Наверное, она тоже любила шоколад.
