И мессы Париж, безусловно, стоит. Вот только не нам ее служить.
Казалось бы, где мы — и где Лувр? То есть Париж, конечно, не по ту сторону океана: 3 часа с небольшим на самолете — и вы уже спешите выбраться из аэропорта Шарль де Голль. Но все–таки принимать происходящее в Париже на свой счет — не то чтобы в порядке вещей. Даже живя в Петербурге, где три перспективы разбегаются от Адмиралтейства, как три главных оси от Версальского дворца. Даже живя в стране, где еще сто лет назад не было смысла переводить Монтеня на русский (его и так могли прочесть, поскольку французский был родным языком просвещенных умов). Даже прикипев к Парижу душой и любя его как второй дом (в чем я не одинок, ведь на наших духоподъемных болотах давно пора основать клуб петербургских парижан). Но, как бы нам того ни хотелось, вместе взятые эти "даже" не приблизят Летний сад к Лувру. По душе нам это или нет, а все–таки в Париже своя довлеет злоба дневи, как учил поэт. И мессы этот город, безусловно, стоит, только не нам ее служить.
Так почему же тогда известие о скором открытии Лувра читается так, будто речь идет о завтрашнем вернисаже в Главном штабе? То есть сначала я прочел о том, что рядом с Лувром открывается сад Каррузель, хоженый–перехоженый и под знойным солнцем, и под снежком; и в радости, на которую Париж не скупится, и в грусти, в которой здесь тоже знают толк. Хоть Каррузель и проходное место, но разве нам, "понаехавшим", не доводилось ощущать себя в Париже перемещенными лицами? Далее в новостях говорилось, что на другой день откроют соседний сад Тюильри. Тюильри! Металлические стулья, которые помнят всё, растерзанный ветром зонтик, "Лебедь" Бодлера и убегающая к небоскребам Дефанс перспектива Елисейских Полей. На другой день, в общем, Тюильри, а там и Лувр. Живем!
Только ни мои привязанности, ни симпатии других неровно дышащих к Парижу особ тут не в счет. Мало ли кому какой город приглянулся? Новость об открытии Лувра и его садов — эпилог этой весны. Французы с их свободолюбием и достоинством позже, чем большинство европейцев, возвращаются к прежней жизни. Это долгожданное возвращение — залог того, что стойких эта весна сделала сильнее.
